Леха Веселов заглушил двигатель своего трактора, вылез из жаркой кабины и только в наступившей внезапно тишине почувствовал прелесть сегодняшнего майского дня: еще теплое, хотя и идущее к закату солнце, легкий ветер, волнами набегавший на разгоряченное лицо, даже чириканье каких-то пташек – в перелеске, у кромки которого он сделал остановку.

Леха сел на землю, а потом повалился спиной на траву и стал смотреть в голубое небо с редкими белыми облаками. Усталость, словно тяжелая вода, растекалась по всему телу. Не хотелось не только шевелиться, но даже о чем-либо думать и, казалось, скажи ему сейчас, что надо проехать по полю еще один загон, то он не полезет в кабину ни за какие деньги.

К Лехе подбежал его помощник Витька Усов, с которым сегод­ня сеяли ячмень.

– Ты чего, Лех? – спросил он с беспокойством.

– Да ничего, – ответил тот. – Просто хорошо, что закончили.

– Да, сегодня добро сработали. Гектаров тридцать будет, не меньше.

– Устал здорово. Не могу даже руками шевелить.

– Еще бы не устать. Я сам чуть жив. Ты когда меня сегодня поднял-то? В три часа. А начали? Четырех еще не было. Раньше солнышка.

А все из-за вчерашней смены. Начали они ее как обычно око­ло семи утра и все шло хорошо, да на одном из поворотов отле­тел у сеялки кронштейн. Пришлось остановиться и Витьку на мо­тоцикле посылать за сварщиком. Пока тот ездил, да пока пришла ремонтная машина, потеряли целый час. Его, правда, за весь день наверстать еще можно было, но когда после обеда переехали на другое поле, то оказалось, что сюда не привезли еще минеральные удобрения.  Поле не обработано, сеять было нельзя, и теперь они уже оба с Витькой поехали в контору. Пришлось поскандалить и с агрономом и с механиком,  даже поговорить с председателем, пока не добились на поле тракторной тележки с минералкой.  Исправили, короче говоря, чью-то глупость и раз­гильдяйство, но провозились почти до темноты. День кончился, и потерянное время уже не вернешь.

 

Вот почему Леха разбудил сегодня Витьку чуть свет, и они сеяли весь день без отдыха. Прервались только дважды, когда Светка Попова привозила  на своём «Москвиче-каблучке» горячий завтрак и обед. Да и с теми они спра вились быстрее, чем обычно.

Не хотелось отставать от других и выбиваться из графика. На сев отведено было всего-то десять дней, а они уже неделю вкалывают, и было бы обидно отстать в самые последние дни. Но теперь все в порядке и упущенные вчера часы они наверстали.

– Ничего, Витюха, сегодня отдохнем и отоспимся, – сказал Леха, и, помолчав, добавил мечтательно. – Я вот сейчас домой  приду, сапоги сниму, умоюсь, и
к своей Валюхе под горячий бок завалюсь.

– А я так, пожалуй, и сапоги снимать не стану, – почти серьезно в ответ на это сказал Витька.

– Ну тогда поехали, – засмеялся Леха.

Витька выкатил из кустов свой мотоцикл, завел и они с громким стрекотом, выехав на проселочную дорогу, понеслись в сторону села.

Мимо колхозных мастерских с дымящей кочегаркой, мимо сельсовета и клуба они выехали на центральную улицу и у магазина свернули на свой порядок. Витька остановился у самой калитки лёхиного палисада, а сам проехал чуть дальше: они жили по соседству через два дома.

К двери в крыльцо был приставлен батожок. Стало быть, в избе никого не было, и Лёxa, скинув резиновики, перво-наперво умылся. Есть не хотелось, но мучила жажда и он, открыв холо­дильник, достал банку с молоком. Решив дождаться жену, он на­лил молока в большую кружку, пошел в комнату, включил телеви­зор и сел в свое любимое кресло.

Что бы там ни говорили, а Леха любил смотреть телевизор. Экран для него был настоящим окном в другую жизнь и целый мир. Правда, смотреть телевизор удавалось редко. Особенно сейчас, в страдную пору, которая продлится до самой, считай, глу­бокой осени.  И только зимой он отведет у телевизора свою ду­шу. Но, однако, в редкие свободные минуты Леха не отказывая себе в удовольствии смотреть телевизор и всякий раз, с напря­жением вглядывался в экран, будто надеялся увидеть что-то необыкновенное, часто получая насмешливые выговоры жены.

В телевизоре сперва появился звук. По бодрой танцевальной музыке и молодому женскому голосу Леха догадался,  что идет передача ритмической гимнастики:  "... Наклоны головы вперед, назад, влево, вправо, хорошо. А сейчас руками, быстрее, весе­лее, раз, два, три, четыре, хорошо... Руки над головой,  а те­перь корпусом, мягче это движение, еще мягче... Раз, два, три, четыре, хорошо, выворачиваем руки, так, хорошо, а теперь вот так, раз, два, три, четыре, хорошо", – весело подавала команды обладательница жизнерадостного голоса, а потом появилась и она сама, тонконогая,  в купальнике, с широкой лентой на лбу девица. Ее окружали несколько таких же полураздетых спортсме­нок.

Лехе не раз приходилось видеть эту передачу и он ничего не имел против ее. Но вот никак не мог понять, почему ритмическую гимнастику передавали вечером. Сейчас ведь такое время, когда люди едут с работы, бегают по магазинам, забирают детей из детсадов, готовят ужин и им наверняка не до гимнастики. Он и представить себе не мог, что его Валька вот так бы вечером занялась гимнастикой.

– ... А теперь упражнение лежа. Ноги наверх, прогнулись, хорошо, – бодро командовала девица с экрана. – Легли на бок. Махи ногой... раз, два, три, четыре, хорошо. Это движение делается легко и непринужденно, хорошо. Меняем положение – больше прогнулись, еще больше, хорошо. Делаем движение бодрей, резче движения, еще, хорошо. Ноги вверх, потом опускаем вниз, вверх-вниз, хорошо,  а теперь вот так... хорошо.

Увлеченный телевизором Леха не услышал, как в комнату во­шла Валентина.

– А-а, вот он где устроился, – заговорила она сразу от порога. – Будто и делать больше нечего, как телевизор смотреть. Ну-ка, выключай, хватит...

– Подожди, Валь, – остановил жену Леха. – Вон учись луч­ше, как надо ноги-то загибать.

– Научат тебя в этом телевизоре на собак лаять. Давай пошли работать.

– Да я только что с работы пришел, Валь.  И так чуть жив. Куда еще...

– Как куда? В огород. На неритмичную гимнастику. Кто за тебя картошку-то сажать будет? Вот эти что ли безтитешные? – кивнула Валентина на телевизор.

– Ну, зачем ты так? Нормальные городские девки.

– Делать им больше нечего.  И других с толку сбивают. Чего сидишь-то? Работы ведь полно.

– А картошку-то сажать не рано ли придумала? – тянул вре­мя Леха. – Еще, вроде, никто и не начинал.

– Во дает. Да на нашем порядке все уже, считай, посадили, Ершовы вон сажают, Смирновы посадили, Балашовы тоже. Одни только мы и остались.

– Не ври, Витька Усов еще и не начинал, – слабо сопротив­лялся Леха.

– Как бы не так. Ты иди, посмотри – Витька давно уже в ого­роде копается. Он, видно, и сапоги не успел снять, как Тамарка его заарканила. Я и гляжу, чего это Витька в огороде, а моего нет.  Вот и прибежала. Давай,  давай,  собирайся. Там тебе и будет гимнастика.

– Слушай, Валь. Ведь поздно уже.

– Ничего.  Солнце еще высоко. На час-полтора хватит. Наташ­ку я к маме увела... Пошли, говорю... – Валентина решительно направилась к телевизору.

– Ладно, сам выключу, – остановил её Леха. – Сейчас иду. Он нехотя встал с кресла и пошел выключать рассказ про ритмическую гимнастику. Но там, на экране, уже и сами закан­чивали. Тихий женский голос томно советовал лежащим на коври­ках девицам:

"– ...А теперь постарайтесь полностью расслабиться. Легли на спину. Расслабьте мышцы лица, рук, ног. Вспомните о чем-нибудь хорошем и во всем теле вы ощутите приятную усталость. Дышите глубже, ровно, поменяли положение, потянулись, хорошо ... Наши занятия окончены. Надеюсь, что заряд бодрости и хорошего настроения сохранится у вас до нашей следующей встречи..."

Леха нажал на выключатель, и в комнате сразу стало тихо. Окно в мир погасло и стало обыкновенным, холодно поблескиваю­щим стеклом, вделанным в полированный ящик.

Так же нехотя Леха вышел на крыльцо и, натянув  ставшие почему-то тяжелыми резиновые сапоги, направился на задворку в огород.

На вскопанной Валентиной грядке влажно темнела земля. Леха огляделся и за изгородями увидел работающего на своем ого­роде Витьку. Тот его тоже заметил и широко развел руками. Леха улыбнулся, махнул рукой и взялся за лопату.