Рос мальчишка далеко не неженкой, 

 Матери, отца почти не помнил. | 

 Помнил он пожары, толпы беженцев, 

 Мертвецов, которых не хоронят. 

 Виселицу помнил – там, на площади. 

 При нужде умел, хоть и не вор был, 

 Из-под носа утащить у лошади 

 Ячменем наполненную торбу. 

 И машину, бешено летящую, 

 Мог догнать и намертво вцепиться 

 В жесткий борт, чтоб унести на кашу 

 Под рубашкой пригоршни пшеницы. 

 Рос мальчишка дерзким и насмешливым, 

 С малолетства зная лишь потери, 

 Не терпел ни нытиков, ни вежливых, 

 В доброе добро совсем не верил. 

 И не шутки ради, а сознательно I 

 Жег себя, угрюмо стиснув губы: 

 Он и солнце делал истязателем, 

 Наводя на кожу через лупу. 

 Знал, как все дружки его вихрастые, 

 Разрезаясь в кровь осколком банки: 

 Будут пятки осенью распластаны 

 Льдом – куда больнее, чем стеклянкой. 

 Приходил в порезах и царапинах, 

 Плакала, над ним склоняясь, бабка, 

 А мальчишка только зябко вздрагивал, 

 В камешек сжимался, но не плакал. 

 Рос мальчишка далеко не неженкой! 

 Но чего ни встретишь в царстве сонном! 

 И приснились раз ему подснежники – 

 Синие бубенчики со звоном. 

 Будто бы бежал он к ним сугробами, 

 Силою неведомой влекомый, 

 Листьями какими-то особыми, 

 Запахом, до радости знакомым. 

Будто, издеваясь над мальчишкой, 

 Бил его, царапал, жег шиповник, 

 И в лицо бросали сосны шишками, 

 Будто бы мальчишка был разбойником. 

 И на снег упал он, обессиленный, 

 Не способный больше к обороне. 

 А подснежник глазоньками синими, 

 Будто, как живой, мальчишку понял. 

 Стебельком качая над сугробами, 

 Сам пришел к мальчишке близко-близко: 

 С листьями, как руки папы, добрыми, 

 С голосом забытым материнским: 

 «Милый, твои ножки не устали ли? 

 Сыт ли ты? Твои рубашки чисты ли?» – 

 «Мама!» 

 ...и подснежники растаяли. 

 «Папа!» 

 ...ни бубенчиков, ни листьев. 

 Только ветер где-то хлопнул ставней, 

 Только бабка охнула тревожно... 

 С этой ночи вовсе дома стало 

 Удержать мальчишку невозможно: 

 Следом за апрельскими ветрами 

 Убегал за город в одиночку, 

 Снег в лесу раскапывал руками, 

 Каждую осматривая кочку. 

 Он искал подснежники, конечно, – 

 Синие бубенчики со звоном, 

 Чтобы пережить любовь и нежность 

 Наяву, как в дивном царстве сонном. 

 ...Солнце все светлее улыбалось, 

 Ручейки текли из-под ладоней. 

 А когда и снега не осталось: 

 «Нет таких цветов!» – мальчишка понял. 

 Жизнь мальчишке показалась горше, 

 И себя мальчишке стало жальче: 

 Слезы покатились, как горошины, 

 На мальчишкин «хлеб» – сосновый пальчик. 

 Все! Он больше чудесам не верит! 

 Он уйдет из сладостного плена, – 

 Слишком велика его потеря, 

 Чтобы можно ей найти замену. 

 Только все ж на солнечной опушке 

 Он, вздохнув, нарвал цветов букетик, 

 Чтобы дома спрятать под подушку 

 Голубые, простенькие – эти. 

 Горсть цветов, наверно, безымянных, 

 Он сорвал бездумно и небрежно: 

 Для чего мальчишке имена их? 

 Не под снегом – значит, не подснежники. 

 Значит, не звенят они, не пахнут, 

 Листьями мальчишку не погладят... 

 Он не знал, как дружно дома ахнут, 

 На него, расстроенного, глядя. 

 Он не знал, что дома, как шальные, 

 Прямо к потолку его подбросят, 

 Что ему простят все-все вины его, 

 Где он был, что делал он, – не спросят. 

 «Наш родной, любимый! Наш упрямый!» 

 ...Две шинели брошены на стулья. 

 Руки папы. Губы, голос мамы! 

 Кончилась война. Они вернулись! 

 И у этой неизбывной ласки 

 Быть в долгу мальчишка не захочет: 

 Он подаст цветы – не без опаски... 

 «Господи, подснежники... 

 сыночек!»