К списку произведений


Важно! Материалы, размещенные на этом сайте допускается использовать только для прочтения и только с сайта, без права копирования(сохранения) и распространения. Полная версия соглашения.



К списку произведений

Владимир Фёдорович Тендряков

«Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

Пьеса в трех действиях


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

    Елтухов Иван Фомич.

     Лаптев Антон Каллистратович (Тонька Пьяный).

     Калинушкина Надежда Сергеевна (Надя).

     Кучкина Анна Максимовна-директор Дома культуры.

     Свищев.

     Рябцов.

     Жорка Шармак.

     Капа

    Костя артисты кружка

     Елизар самодеятельности.

     Тетка с авоськами.

     Сивоус - участковый.

     Пожилой милиционер.

     Молодой милиционер.

     1-я, 2-я, 3-я, 4-я и другие девушки, участницы поселкового смотра Дездемон.

    

    ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

     Нелишне указать, что за пределами открывшейся сцены лежит рабочий лесозаготовительный поселок Кулики - глубокая периферия. Он по окраинам забаррикадирован огромными штабелями заготовленных бревен. На его улицах торчат пни, память о лесе, который рос здесь до того, как поселок начал строиться. Дома в нем барачного типа, схожи друг с другом, словно близнецы. Среди них - Дом культуры, такой же барак. Действие происходит на сцене этого Дома культуры. Справа и слева видны стены из еще не потемневших бревен. На заднем плане по центру - щит, сколоченный из теса, отделяющий закулисную часть. По бокам его висят небрежно задернутые занавески. На щите забыто - выцветший лозунг: «Все силы на выполнение плана по деловой древесине!» В одном углу куча старых досок и рояль. В другом - канцелярский стол с телефоном. За ним восседает директор Дома культуры Кучкина. полная, немолодая женщина. Посередине колченогий столик, возле него Свищев в одежде дьячка и Капа в старушечьем наряде. Чуть в стороне топчется дюжий Елизар. У его ног лежит кусок рельса. Дом культуры плохо отапливается. Елизар в шапке, в пальто внакидку, в валенках на босу ногу - видны голые колени. Кутается в теплый платок и Кучкина. Все головы повернуты в одну сторону. Ожидание.

     Вбегает взлохмаченный Костя.

    

    Костя (сильно заикаясь). И-и-ид... Идет! Кучкина. Начали! Начали!.. Костя, быстро! Одеваться! Чтоб по первому звуку...

Костя ныряет за щит.


    Свищев (дьячковским голосом). Дальше кого? Скорей, убогая, думай, а то мне некогда...

Входит Елтухов.


    Елтухов (не спеша оглядывается). Здравствуйте, товарищи.

     Все (вразнобой, с готовностью). Здравствуйте...

     Кучкина. Иван Фомич, присаживайтесь... На этот стульчик... Нет, сюда лучше поставьте, тут виднее... У нас, Иван Фомич, нынче репетиция. (Свищеву и Капе.) Начали! Начали!

     Свищев. Дальше кого? Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану.

     Капа. Чичас, батюшка... Ну, пиши... О здравии рабов божьих: Андрея и Дарьи со чады... Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи...

     Свищев. Постой, не шибко... Не за зайцем скачешь, успеешь...

     Ел тух о в. Так! Верно. Спешить не будем. Разберемся.

     Ку ч к и н а. «Канитель» по рассказу Чехова, Иван Фомич...

     Ел тух о в. Так. «Канитель».

     Кучкина. Антирелигиозная тема и очень смешно.

     Елтухов. Вроде, помнится, и в прошлом году эта «Канитель» была...

     Кучкина (подавленно). Была.

Елтухов. И в позапрошлом?..

    Кучкина. Тема, Иван Фомич... И очень смешно.

     Елтухов. От такой длинной канители, скажу прямо,- грустно становится, а не смешно.

     Минутное неловкое молчание.

     Елтухов. И это все? Только «Канитель» одна? Кучкина. Новый номер аттракцион-«борьба карликов». Очень смешно. (Кричит.) Костя! Костя! На сцену!

     Из-за щита бурным собачьим клубком выкатываются два диковинно одетых сцепившихся карлика, начинают возню - топчутся, напирают друг на друга, ставят подножки. Кучкина тревожно смотрит на Елтухова.

     Елтухов (разогреваясь). Ха! Ну-ка! Ну-ка! Кучкина (облегченно). Очень смешно... Елтухов. Ишь, черт! Ха-ха! Над-дай, сукины дети! Кувырни! Кувырни! И где вы такое выкопали?..

     Один из карликов неожиданно подымает другого на воздух. Среди

     вороха пестрой одежды появляется голова разогнувшегося Кости. Он

     скромно раскланивается перед Елтуховым.

     Елтухов. Ах, чертушка! Ловко надул! Прямо скажу - ловко! Ты - талант! Как тебя?..

     Костя. Ко-ко-ко... Ко-нстантин... Со-со-сочнев!

     Елтухов. М-да.

     Костя. Ди-ди-дик-цией н-не владею!

     Елтухов. Без дикции артисту никак нельзя. Нехорошо.

     Костя. От ро-ро-рождения!

     Елтухов. Это, брат, не отговорка. Даже сам Николай Крючков готовым артистом не родился. Должно быть, выучил себя, воспитал! Так-то!.. Нехорошо. (Поворачивается к Елизару.) Ну, а ты что умеешь?

     Елизар (густым, угрюмо-стеснительным басом). Рельсы гну.

     Кучкина. Силовой номер, Иван Фомич.

     Елтухов. Опять с надувательством или как?

     Елизар. Без надувательства гну.

     Елтухов. Ой ли?..

     Елизар. Под музыку.

     Елтухов. Что ж, давай под музыку. 1де она?

     Кучкина (указывая на рояль). Музыка есть, Иван Фомич...

     Елтухов. Тогда заводите.

     Кучкина. Музыкантши нет, Иван Фомич.

     Елтухов. Как же так? Нехорошо. Неорганизованность.

     Кучкина. Была, да замуж вышла. В Вологду уехала.

     Елтухов. Была, да вышла - нехорошо. (Елизару.1) А без музыки ты - никак?

    Елизар. И без музыки могу.

     Елтухов. Тогда что ж ты!.. Давай!

     Елизар скидывает с плеч пальто, остается в полосатом трико и в валенках, подымает кусок рельса, старательно прилаживает его на плечах, берется за концы руками, посинев от натуги, начинает свой номер. Рельс медленно подается - выгибается дугой.

     Елизар (снимает с шеи изогнутый рельс, сумрачно). Вот...

     Елтухов (вставая со стула, подходя к Елизару). Ну и ну!.. Рельсу... (Почтительно щупает плечи и бицепсы Елизара.) Ну и ну... Чугун!.. Надо же... А без надувательства?.. Верю, верю! Большой талант!.. Где работаешь? Почему я о тебе не слышал? Как фамилия?

     Елизар. В Куликах и работаю... На лесопогрузке... Антонов Елизар.

     Елтухов. Это, надо прямо отметить,- данные.

     Свище в (с обиженным достоинством). Позволю себе заметить, Иван Фомич, никоим образом не высокое искусство. Не талант - просто грубая физическая сила!

     Елизар (обидевшись). А попробуй ты со своим талантом - лопнешь.

     Капа. Без души. Медвежьи мускулы, только и всего.

     Елизар. Мне небось больше всех хлопают.

     Кучкина. Опять?.. И при ком скандалите?.. Постеснялись бы!.. Беда мне, Иван Фомич, с этими талантами.

     Елтухов. Беда не велика - трения. Среди артистов это положено. Художественные натуры! Беда в другом!.. Ну-кась... (Подходит к столу, Кучкина вскакивает, уступает место. Елтухов садится и сразу лее преображается- неподкупно суров.) Рельсы гнете?.. Хорошо. Но достаточно ли этого?.. (Пауза.) Дом культуры в нашем поселке Кулики есть, а есть ли в нем культура?.. (Пауза.) Рельса без музыки!.. А мы ведь не лыком шиты, почетные грамоты от Министерства лесного хозяйства получаем! Но красней, товарищ Елтухов,- поселок Кулики культурно отстал. Вот что мне сказали в области! (Пауза.) Талантов нет в Куликах?.. Есть таланты! Ежели рельсу согнуть в силах, то почему не выгнуть какой-нибудь культурный номер - покруче, покруче! Чтоб вся область заговорила, чтоб в Москву, в Кремлевский театр на смотр художественной самодеятельности пригласили!..

     Гнетущее молчание.

     Кучкина. Кругом затруднения, Иван Фомич...

    Елтухов. Какие? Просигнальте!

    Кучкина. Нет пособий.

     Елтухов. А вы просили у меня пособия? Не слышал!

     Кучкина. Нет пьес хороших.

     Елтухов. Это как так нет? А в других местах что ставят? Может, и Москва без пьес живет?

     Кучкина. То Москва. Где нам...

     Елтухов. Подтягиваться надо! Пьес нет. В мире писатели повыродились? А ну ответьте: какой писатель по пьесам самый, так сказать, пересамый?.. (Пауза.) Кто, спрашиваю, во всем мире самый великий по пьесам?

     Кучкина (вкрадчиво). Разрешите, я вам позднее доложу.

     Елтухов. Не знаете! А кто должен знать? Елтухов? Я и по деловой древесине, я и по писателям?..

     Костя. Ше-ше-ше... Шекспир!

     Елтухов. Кто?

     Костя. Ше-ше... Шекспир... В-в-вильям!

     Елтухов. Как ты сказал - Шекспир?

     Костя. В-в-великий самый!.. Ан-ан-английский драматург!

     Елтухов. А повыше - уже никого? "

     Костя. С-самый... В мире!

     Елтухов. Ну вот, сразу и нашли. Значит - он! Никто не спорит?.. (Пауза.) На этой кандидатуре и остановимся. Товарищ Кучкина, надо вам взять эту мировую величину и справиться с нею! Кулики должны загреметь по всей области, по стране даже! Ясно?

     Пауза.

     Свищев. Я - человек скромной профессии, Иван Фомич, но вот уже много лет бескорыстно увлечен искусством. По долгу службы я честно охраняю трудовые сбережения в местной сберегательной кассе, позвольте и наше искусство взять под охрану от подозрительных авантюр.

     Елтухов. Ты против?

     Свище в. Рассчитывать нам на Шекспира - все равно что покупать билет денежно-вещевой лотереи в надежде выиграть «Москвич». Надежда зыбкая, Иван Фомич. Весьма! Больше шансов на то, что она не увенчается успехом.

Капа. Где уж... «Москвич»...

    Елтухов. Эт-то что за пораженческие настроения? Эт-то почему сразу паника?

     Свищев. С нашими творческими силами Шекспир - лицевой счет без вклада.

     Елтухов. В Куликах сил недостаточно? В Куликах, где тысячи кубометров деловой древесины переворачивают!

     Свищев. В нашем поселке только мы вдвоем с Капитолиной Васильевной - вот с ней - играем на сцене. С рельсой, Иван Фомич, на Шекспира не пойдешь.

     Капа. Кроме нас - никого.

     Елтухов. Отыщите. Выдвиньте на сцену! Из гущи . народной!

     Свищев. И режиссера нет... Что там режиссера - любую мелочь возьми. Хотя бы костюмы. Нужны средневековые костюмы. Где их в Куликах найдешь.

     Капа. У нас и нынешних-то костюмов не достанешь.

     Елтухов. Ну, костюмы сошьем, хотя бы и средневековые. А вот режиссера... Гм... Он очень нужен? Без него разве - никак?

     Свищев. Все равно что сберкасса без заведующего, армия без командира.

     Капа. Очень тонко замечено.

     Елтухов. Так у вас есть командир. (Указывает на Кучкину.) Вот он! Она за свое культурное командование зарплату получает. А раз получает - командуй!

     Свищев (осторожно). Не тот профиль у Анны Максимовны.

     Елтухов. А какой нужен?

     Свищев. У Анны Максимовны - административно-руководящий, а нужен руководяще-художественный, вроде Станиславского или Немировича-Данченко.

     Капа. Где их в Куликах найдешь.

     Елтухов (оглядывая притихшую Кучкину). М-да-да. На Станиславского. М-да... Не тянет.

     Кучкина. У нас и по смете не положено художественного руководителя. Все своими силами, до всего - своим умом. Вот товарищу Свищеву Евгению Евгеньевичу большое спасибо говорить нужно. Он у нас самый опытный артист - комический талант. «Канитель»-то он ставил. Сколько лет со сцены не сходит.

     Елтухов. «Канитель» поставил, а Шекспира?.. Раз ты талант, да еще не простой,- выручай Кулики!

     Свищев. Шекспир - не мой профиль.

     Капа. И не мой.

    Елтухов. Ты это брось - профиля мне вставлять! Справишься - на руках носить будем. Ну, а не справишься...

     Свищев (твердо). Не мой профиль.

     Елтухов. Заладила сорока про Якова... Где же найти с нужным профилем?

     Капа. Уж раз Евгений Евгеньевич отказывается...

     Елтухов. Где? Кого? На руках носить будем!

     Костя. Т-т-тоньку Пья-пьяного если?

     Свищев (весь сморщившись). Ну уж...

     Капа. С ума сойти - Тоньку!

     Елтухов. Что это за Тонька, да еще пьяная?

     Кучкина. Вы его должны знать, Иван Фомич. Его все Кулики знают. Учетчиком на нефтебазе работает. Лаптев - фамилия, Антон Каллистратович. Все его Тонькой Пьяным зовут. Пропащий человек.

     Елтухов. Это который стихи под пьяную лавочку шпарит? Слышал...

     Костя. Ш-ш-шекспира читает!

     Елтухов. Как Шекспира?! Самого?!

     Кучкина. Зашиблен маленько. Ненормальный - того... Такое завернет, хоть святых выноси.

     Костя. В-вдоль и п-поперек Ше-шекспира знает!

     Елтухов. Шекспира! Вдоль и поперек! Что ж вы молчали?

     Свищев. Опустившийся элемент. Нуль в графе. Что о нем говорить.

     Елтухов. Шекспира! Вдоль и поперек! Тут у нас под боком!..

     Кучкина. Никакого проку с него. Глядеть не на что, а заносчив - спасу нет.

     Елтухов. Артистам положено. В случае чего обротаем. Сам возьмусь! Нам человек нужен, который Шекспира в Кулики вытянет, на высокое место поставит. Где этот Тонька? Сейчас же его сюда! Телефон у вас работает или так, для игры?

     Кучкина. Работает, Иван Фомич, работает.

     Елтухов (снимает трубку). Участкового Сивоуса мне, срочно! Елтухов говорит... Сивоус! Ты знаешь такого... э-э, Лаптев... Антон Каллистратович?.. Не знаешь, а зря. Участковый в глубь доверенных ему людей знать должен... Да нет, не прораба Лаптева. Учетчиком на нефтебазе работает, Тонька Пьяный по прозвищу... Ага, знаешь... И очень даже хорошо. Ну, то-то... Так вот, срочно, слышишь, срочно, сию минуту его сюда... Не в кабинет, а в Дом культуры. Я здесь нахожусь. Срочно!..

     (Кладет трубку.) Через пять минут обещал доставить. Говорит, из окна вижу.

     Свищев. Иван Фомич, если этот Пьяный Тонька ступит на нашу сцену, со сцены уйду я!

     Капа. И я... Одни гадости от Тоньки слышишь.

     Елтухов. Не нравится?

     Свищев. Он никому не нравится. Вызывает подозрение, как не заверенный аккредитив.

     Елтухов (Кучкиной). И тебе тоже, директор культуры?

     Кучкина. Иван Фомич, он того... (Крутит пальцем у виска.) Совсем пропащий.

     Елтухов. Так вот слушайте! Ежели этот Тонька понравится мне, Елтухову, то и вам понравится. Будете его любить и жаловать. (Свищеву.) А ты, дьячок, не смей и заикаться, что со сцены уйдешь. Не смей подрывать культурные кадры!

     Свищев. Извините, но мое скромное собственное достоинство подсказывает...

     Елтухов. А не подсказывает оно тебе, что перед Елтуховым на дыбки становиться опасно? Со сцены... В данный момент на куликовской сцене важна каждая художественная единица. Поселок Кулики замахивается на великого Шекспира! Со сцены?.. Бежать?.. Доставим!

     Капа. Мы с Евгением Евгеньевичем так не привыкли...

     Елтухов. Привыкайте, привыкайте. Лучше поздно, чем никогда. (Елизару.) А ты, силовой талант, что молчишь? Может, тоже бежать хочешь?

     Елизар. А мне что... Тонька у меня рельсу не отымет- жила не та.

     Костя. Це-це-цел-леустремлен!

     Елтухов. Кто? Куда?

     Костя. Т-тонька к-к Шекспиру!

     Кучкина (наставительно). Давайте не спорить. Давайте и мы дружно устремимся все к цели. А наша цель, товарищи, как совершенно ясно сказал нам сейчас Иван Фомич,- великий Шекспир!

     Елтухов. Вот именно... Ага, кажется, идут. Быстро же!

     За сценой топот ног, что-то с шумом падает, голоса: «Поупирайся у меня! Поупирайся!» Входит участковый Сивоус - щеголеват, в скрипучих ремнях, в начищенных сапожках, молод, строг, с достоинством.

    Сивоус (с широким жестом). Введите нарушителя!

     Два милиционера, пожилой и молодой, вталкивают Тоньку, маленького, небритого, дурно одетого, к тому же изрядно уже помятого при доставке человека. Тонька не очень пьян, но сердит и упирается.

     Елтухов (грозно). Как-кого нарушителя?

     Сивоус (картинно подтягиваясь). Согласно вашему приказанию - срочно доставить...

     Елтухов. Я вам артиста просил доставить, художественную натуру, увлеченную Шекспиром. Почтительнейше доставить, под локотки, под ручки!

     Тонька. Совершенно верно - под локотки, земли коснуться не дали.

     Елтухов. Ты что-нибудь нарушил?

     Тонька. Да. Давно. Сорок восемь лет назад.

     Елтухов. Это что же?

     Тонька. Родился.

     Елтухов. Как понять?

     Тонька. Наверно, так, что не должен бы. Один раз и навсегда - тяжкое нарушение.

     Елтухов. Похоже, правда, что ты - того... (Сивоусу.) Извиниться перед ним!

     Сивоус. Слушаюсь! (Четко поворачивается, с достоинством козыряет.) Прошу извинить, действовал по служебным обязанностям, согласно данному приказу!

     Тонька. Извиняю. Не только ради старого знакомства, но и в расчете на новые встречи, которых, видно, не избежать.

     Елтухов (милиционерам). И вам извиниться!

     Пожилой милиционер. Слушаемся! (Поворачиваются вместе, козыряют, но молча.)

Тонька. А?.. Не слышу.

Пожилой милиционер снова молча козыряет.


    Тонька. Не слышу.

     Пожилой милиционер (негромко). Вот выйдешь отсюда, тогда услышишь.

     Тонька (удовлетворенно). Теперь слышу... Все. Можете быть свободны.

     Елтухов. Да. можете быть свободны... Сивоус, ты смотри у меня - бережно, бережно к художественным натурам! Ценить их надо и лелеять!

     Во главе с Сивоусом милиция уходит.

     Тонька. Ну так чем могу служить?

     Елтухов. С Шекспиром знаком?

     Тонька. Лично нет.

     Елтухов. Но-но! Без фокусов! Знаком или не знаком с первыми в мире пьесами писателя Шекспира?

    Тонька. Исчезни! Прочь! Пусть гроб тебя укроет!

     Твой череп пуст, и кровь охолодела...

     Елтухов. Чего? Чего... Эт-та что за слова?

     Тонька. Слова Макбета из трагедии Шекспира «Леди Макбет». Действие третье, сцена четвертая.

     Кучкина (тревожно). Иван Фомич, я же говорила- того...

     Елтухов. Нет, уточним, уточним. Это что же, Шекспир мне такие слова: «Исчезни!», «Твой череп пуст!»? Мне или кому-то другому?

     Тонька. Призраку. А вы, извините, не призрак, наоборот, фигура весьма вещественная.

     Елтухов. Ты с Шекспиром поосторожней... А ну, что-нибудь такое - погуще. Только давай без указания на личности.

     Тонька (становясь в позу).

     Злись, ветер, дуй, пока не лопнут щеки!

    Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,

    Залейте башни, флюгера на башнях!

    Вы, черные и быстрые огни,

    Предвестники громовых тяжких стрел,

     Дубов крушители, летите прямо

     На голову мою седую! Гром небесный.

Все потрясающий, разбей природу всю,

    Расплющи разом толстый шар земли

     И разбросай по ветру семена,

     Родящие людей неблагодарных!..

    Елтухов. Да-а, мастер... До когтей. До печенки.

     Костя. 1е-ге-гениально!

     Елтухов. Конечно, не все понятно, требует по первому разу некоторых пояснений... Но слова-то, слова-то какие: «Расплющи шар земной!» Наотмашь!

     Кучкина. Я давно вам говорила, Антон Каллистратович, в вас талант пропадает!

     Елтухов (грозно поворачиваясь к Свищеву). А кто этот талант похоронить хотел?.. (Свищев и Капа постно молчат.) И кто открыл этот талант?.. «Расплющи разом шар земной!» Слова-то - чувствуйте! Расцветут Кулики!.. Разрешите за Шекспира пожать вам руку.

     Тонька. Разрешаю.

     Елтухов (встряхивая Тонъкину руку). И с этой минуты вы художественный руководитель. Режиссер! Станиславский для Куликов!.. Требуйте.

     Тонька. Чего?

     Елтухов. Всего!

     То н ь к а. Еще сто грамм, и я вам прочитаю «Отелло». Последнее действие, вторую сцену: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» В слезах расстанемся.

     Елтухов. Сто грамм? Ну не-ет. шалишь. Ни капли!

     Наша обязанность теперь хранить тебя как зеницу ока.

     Чтоб твой талант не замутился, чтоб был как стеклышко!

     Тонька. Меня? Хранить? Не отбивайте хлеб у товарища Сивоуса. Он уже много лет хранит меня. Добросовестнейше!

     Елтухов. Теперь будем всем коллективом. Всем поселком Кулики! ... Тонька. Ну, тогда я совсем пропал.

     На волоске висит душа моя,

     И с вестию твоей он оборвется!..

     Люди добрые, не рвите волосок, за который еще цепляется Тонька Лаптев. Кому мешает Тонька? (Елтухову.) Вам?.. (Кучкиной.) Тебе, почтеннейшая?.. (Свищеву с Каной.) Вам, что ли?.. Или вот Елизару с Костей?.. Тонька пьет. Но кто не пьет в Куликах? Почему всех не берутся охранять? Потому что нормально пьют под здоровую матерщину. А Тонька Лаптев пьет под Шекспира. Он не похож, он не такой, как все, каждому бросается в глаза - белая ворона, а потому держи на прицеле, пугай ее, пока не почернеет. А не могу, не могу почернеть! Так создан! Таким родился! Всеми Куликами под вашим руководством, товарищ Елтухов!.. Помилуйте!.. «На волоске висит душа моя...» Не рвите волосок!

     Кучкина. А что я говорила - святых выноси.

     Елтухов (восхищенно). Артист! За сердце берет... Ничего, товарищ Лаптев, ничего. Волосок оборвется - не допустим! Ты теперь будешь связан с коллективом прочными связями. Не волоском, нет - надежно!

     Тонька. Прощай, Тонька Лаптев! «Ты, жалкий, суетливый шут, прощай!»

     Елтухов. Не прощай, а здравствуй, Лаптев. Здравствуй! Заметили тебя Кулики. Отличили! И в моем лице тебя просят: приведи к нам Шекспира. Нужно, Лаптев, нужно! Куликам без Шекспира - никак.

     Тонька. Ну, никак! Выкатка и отгрузка леса застопорится. Деловая древесина погниет. Спасай, Вильям Шекспир! :

     Свищев. Он не только не верит, Иван Фомич, он издевается! Над всеми Куликами!

     Елтухов. Тебе нужен Шекспир?

     Тонька. То мне...

     Елтухов. А мне - нет? А ей?.. (Указывает на Кучки-ну.) А им?.. (Указывает на Свищева с Кетой.) Ему?.. (На Костю.) Ему?.. (На Елизара.) Только тебе одному, другие - так живи, Лаптев Шекспиром делиться не желает!

     Тонька. Нужен?.. (Кучкиной.) Тебе?.. Жить не можешь?..

     Кучкина. Раз Иван Фомич говорит, значит, не могу.

     Тонька. Верю! Раз Иван Фомич... Он ведь может тебя с директоров культуры попросить, а это оклад приличный, это квартира при клубе с казенными дровами, это огород под окном. Можно ли жить? Да, нельзя! (Свищеву.) Ну, а тебе-то зачем Шекспир? Лучший артист поселка Кулики, всю жизнь играешь дьячка в «Канители». Зачем тебе Шекспир, когда уже навострился калечить Чехова. Бедный Чехов. Свищевы в твоих героях видят родственные души, Свищевы тянутся к тебе, пережевывают тебя, в своей жвачке преподносят другим. Восстань, Чехов, из мертвых, воскликни: «Упаси меня бог от друзей, от врагов как-нибудь сам отделаюсь!»

     Капа. Безобразие!

     Свище в. Иван Фомич, вместе со мной здесь оскорбляют великого русского классика!

     Тонька. Свищев и Чехов неотделимы. Не тронь Свищева- заденешь Чехова!.. Елизар, а тебе Шекспир позарез нужен?

     Елизар. Да мне что, я - по рельсе.

     Тонька. Вот честный ответ - была бы рельса. Истинный гражданин поселка Кулики. Кулики - честный поселок, он никогда не притворялся, что жить не может без Шекспира. Деловая древесина - другое дело, без нее жизни нет. Вот оно, глядите! (Указывает на плакат.) Смысл куликовского бытия на сей скрижали!.. Дорогой товарищ Елтухов, не портите честные Кулики, не заставляйте лгать: без Шекспира - никак.

     Кучкина. Иван Фомич, надо срочно позвонить товарищу Сивоусу.

     Тонька. Да, конечно, конечно,-срочно Сивоуса! Мы же заговорили о Шекспире, о святом искусстве. А в Куликах разговор об искусстве должен кончаться участковым. За ним последнее слово.

     Елтухов. Эй-эй! Что-то ты разгулялся, братец!

     Тонька. До чего похоже! Ну, слово в слово!

     Елтухов. Что мелешь? На что похоже?

     Тонька. Слово в слово повторили сейчас товарища Сивоуса. Как ни заговорю о Шекспире, Сивоус мне внушает- разгулялся, братец... А потом под локотки...

     Кучкина (снимает трубку). Алло!.. Соедините, пожалуйста...

     Елтухов (грозно). Трубку на место!.. Эт-то что ж вы, товарищ Кучкина, в Елтухова не верите? Что же по-вашему- Елтухов постоять за себя не может, Сивоус спасай! Елтухов не таким рога обламывал, а помощи не просил!.. (Тоньке.) Кому лучше знать - нужен Куликам Шекспир или нет? Тебе или мне? Раз я говорю - нужен, не смей перечить!

     Тонька. Веский аргумент. Потому молчу.

     Елтухов. Так-то лучше... Приказываю тебе поставить Шекспира вот на этой сцене!

     Тонька. Заодно прикажите достать луну с неба, остановить солнце, перенести Кулики на облака.

     Елтухов. Завтра начинаешь.

     Тонька. С чего начать - с луны, с солнца, с облаков?

     Елтухов. Сейчас требуй, что надо для этого?

     Тонька. Я уже больше не прошу сто грамм, отпустите подобру-поздорову на все четыре стороны.

     Елтухов. Значит, не хочешь ставить Шекспира? Да или нет? Четко и ясно!

     Тонька. Всю жизнь мечтал...

     Елтухов. Не кривляйся!

     Тонька. Нет, не кривляюсь. Хочу ли поставить Шекспира?.. Да это голубая мечта всей неудачливой жизни Тоньки Лаптева... Будь проклят Шекспир! Будь он проклят!

     Елтухов. Вот тебе раз.

     Тонька. Берегитесь Шекспира - он отрава! Я даже не знаю, когда и как влез он в мою душу. Не будь Шекспира, жил бы сейчас благополучный куликовский житель - не Тонька Пьяный, Антон Каллистратович Лаптев!

     Елтухов. Пойми артистов... С тремя тысячами рабочих управляюсь, а тут от одного артиста голова пухнет.

     Тонька. Кто лучше меня знает Кулики? Нет таких! Я здесь родился. Во время моего детства Кулики были еще деревней. Нынче дороги проложены, народу понаехало, машин навезено, понастроено - центр, столица! Тогда - оглохни, не заметишь.

     Елтухов. Тем более, тем более способствуй.

     Тонька. А жили, как жили тогда!.. Над всем была великая мудрость: не красна изба углами, а красна пирогами. Пирог - высшая красота для куликовца! А любили в Куликах... О, как любили! Петька или Васька зажимал в темном углу Параньку или Дашку, тискал ее, потом засылал сватов, гулял свадьбу с дракой, с битьем посуды, обкладывался детьми, продолжал извечную куликовскую линию - красна изба пирогами... И вдруг Шекспир... Нет, вру, не вдруг, исподтишка вполз. С книгами, с поездкой в город, где на ярмарке, разинув рот, Тонька впервые увидел заезжих актеров. Исподтишка сатана с сатанинскими соблазнами! «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!» Не из-за пирога терзание!..

     Безумную любовь мою сдуваю - Она прошла! Месть черная, вставай Из адских бездн и выходи наружу!

     За отнятую любовь - смерть! «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Отравлен издавна, всю жизнь мечтал сыграть Отелло.

     О, если есть еще ножи, веревки,

     Огонь и яд, удушливые реки -

     Не потерплю измены этой я.

О, дайте мне скорее убедиться!

    Каким бы мавром был Тонька Лаптев из Куликов. Каким мавром! Великое погибло, и никто не догадывается. Я один это знаю, в одиночку плачу. И пил, да пил, потому чем еще залить свой пожар?..

     Елтухов. Не заливай пожар! На люди его! Пусть все видят! Играй, друг, этого... Отеллу. Поможем.

     Тонька. Был пожар, да теперь чуть тлеет. Был Тонька Лаптев мавром, да стал Тонькой Пьяным. Вглядитесь в меня, вглядитесь без стеснения - похож я на Отелло?

     Свищев. Да уж что говорить - вылитый.

     Кучкина. Право, Иван Фомич,- Сивоуса бы...

     Тонька. «Себя, как в зеркале я вижу...» Морда небритая, роста мелкого, портки с худого зада сползают... Венецианский генерал Отелло, полководец царских кровей...

     Елтухов. О чем печаль. Личность твою побреем, портки подтянем, ну, а что роста мелкого, то, поди, в молодости не крупней был, а целил же тогда в Отеллы. Играй, друг, поможем. Ты Елтухова не знаешь. Не из таких затруднений с ним Кулики вылезали. Тонька. А может, и вправду...

     Елтухов. Смелей! Смелей! Не боги горшки обжигают. Отеллу... Как там: «Месть черная, вставай...» Ах, черт! И в Куликах не лаптем шти хлебают. И Кулики до Шекспира доросли. «Месть черная, вставай!..»

     Тонька. А может, и вправду пришло... Всю жизнь мечтал.

     Елтухов. То-то и оно. пришло. Очнись! С Елтуховым дело имеешь.

     Тонька. Не всего «Отелло» - часть, маленький кусочек...

     Елтухов. Начнем с маленького, подымемся до большого. Не робей, воробей, клюй в темечко!

     Тонька. Из последнего действия, начало второй сцены: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?..» А?.. Уже завязал. Уже крест поставил. Неужели можно?.. Да нет - могила. Не верю!

     Елтухов. Упаднические настроения, товарищ Лаптев, упаднические настроения - не поддаваться!

     Тонька. Неужели произнесу перед зрителями: «Месть черная, вставай!»

     Елтухов. Вот именно - вставай, подымайся!..

     Кучки на. И с нашей стороны, Антон Каллистратович, вам тоже всяческая помощь обеспечена.

     Елтухов. Ближе к делу, ближе к делу! Что нужно? Выкладывай!

     Тонька (остывая). Дездемону...

     Елтухов. А что это такое?

     Тонька. Божество.

     Елтухов. Гм... По божеству - того... Не специалист.

     Тонька. То-то и оно...

     Елтухов. Ближе к делу, черт возьми! Проси, что нужно. И внятно! А божество... Ишь ты загнул. Божественное или там святое в тебе самом сидеть должно. Ты артист, а не я... Что нужно? Толком!

     Тонька. Только Дездемону. А этого даже вы, товарищ Елтухов, в Куликах не раздобудете.

     Свище в. Ломается, как копеечный пряник.

     Елтухов (в отчаянии). Да толком - что это? Дез-де-мона!.. Обрисуй! Может, и раздобуду.

     Костя. Д-д-де-девушка!

     Ел тух о в. Чего?..

     Костя. Д-д-Дездемона-же-женщина!.. Ж-жена Отел-ло!

     Елтухов. Ах, вон оно что! Ну так бы и сказал... Дездемону тебе?.. Найдем. Елтухов все может.

     Тонька. Дездемону в Куликах?.. (Показывает на Кучкину.) Может, ее в Дездемоны?

     Елтухов. Нет, нет, по пути наименьшего сопротивления не пойдем. Не пристало нам.

     Тонька. Ну, тогда она попадет в Дездемоны. (Указывает на Капу, одетую старухой.) Единственная актриса в Куликах.

     Елтухов. А она что, эта Дездемона, собой фасонистая?

     Костя. Кы-кы-к-расавица!

     Елтухов. Найдем! Правильную! Уж ежели в Куликах Отеллу отыскали, то и жену ему подыщем. Прикажу всех девиц в поселке собрать. Выбирай, Отелло, любую, привередничай. Дездемону... Ха! За чем дело стало.

    

Занавес


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

     Перед тем как занавесу подняться, слышны девичьи голоса, словно буйный воробьиный щебет перед ростепелью. Занавес открывается. Та же сцена. За отдернутой сбоку от тесового щита занавеской видна белая дверь с надписью «Дирекция». На щите, ниже старого выцветшего лозунга о деловой древесине, повешены свежие плакаты. Крупно: «КУЛИКАМ - СВОЮ ДЕЗДЕМОНУ!» Помельче: «Участницы смотра Дездемон! Отнесемся со всей ответственностью к поставленной задаче!» Канцелярский стол вынесен на середину, покрыт кумачом, увенчан графином с водой. На заднем плане под щитом с плакатами - скамьи, на них тесно сидят девушки. Большинство из них принаряжены: за распахнутыми шубками и пальто - цветные платья, пуховые шали на плечах, туфельки на ногах. Несколько девиц, видать, пришли прямо с работы - в ватниках и ватных брюках, в валенках. Девушки увлеченно болтают между собой, слышно только одно, часто повторяющееся слово: «Дездемона! Дездемоне! Дездемоной!..» Дверь с табличкой «Дирекция» распахивается, из нее появляются трое: Р я б ц о в, деловито бравый молодой человек, озабоченная Кучкина, Тонька Лаптев, сумрачный, собранный, побритый, причесанный, в приличном костюме, даже при галстуке, почти жених.

     Рябцов (занимая председательское место за столом, стуча по графину). Прошу тишины!.. (Шум девичьих голосов смолкает.) Товарищ Елтухов Иван Фомич поручил мне собрать вас, цвет и красу нашего поселка Кулики, для выполнения ответственного задания. (Пауза.) Перед вами стоит задача - выявить из своей среды (пауза)... Дездемону! Слово для обрисовки, так сказать, создавшегося положения предоставляется директору нашего Дома культуры товарищу Кучкиной. Прошу вас, Анна Максимовна. Чтоб коротко и ясно. Не размазывая. Сразу - быка за рога!

     Кучкина (встает, начинает читать по бумажке). В одну тысячу шестьсот четвертом году великий английский драматург Вильям Шекспир написал свою выдающуюся пьесу «Отелло». Вот поэтому-то мы и собрались здесь. Если бы Вильям Шекспир не написал этой пьесы, мы бы не собрались здесь. Но раз он написал...

     Рябцов. Быка за рога, Анна Максимовна, быка за рога!

     Кучкина. Одну минуточку... (Читает.) Он написал еще много других пьес мирового значения, где бичевал королей и прочих эксплуататоров. А потому Кулики никак не могут пройти мимо Вильяма Шекспира. Если пройдем мимо, товарищи, то нас каждый вправе считать культурно отсталыми...

     Рябцов. Быка за рога, Анна Максимовна, быка за рога.

     Кучкина (читает). А для того, чтобы не пройти мимо, нам нужна Дездемона, товарищи. Крайне нужна! А из чьих рядов мы можем выдвинуть Дездемону? Только из своих, народных рядов! Из рядов трудящихся девушек поселка Кулики. Из вас!..

     Рябцов. Совершенно верно!

     Кучкина. Поэтому мы и пригласили самых лучших девушек сюда, на поселковый смотр Дездемон! Кулики ждут свою Дездемону, товарищи! У меня все. (Садится.)

     1-я девушка (бойко). А какая такая эта Дездемона?

     Рябцов. Вопросы потом, в письменном виде... Слово предоставляется главному режиссеру, художественному руководителю, специалисту по Вильяму Шекспиру Антону Каллистратовичу Лаптеву...

     Среди девушек раздается смешок: «Хи-хи, Тонька Пьяный - главный, Тонька - режиссер... Специалист...»

     Рябцов. Прошу вас, товарищ Лаптев.

     Тонька выходит из-за стола, идет по кругу, хмуро вглядывается в лица . девушек, и под его взглядом стихает смех, веселье уступает растерянному и робкому молчанию.

     Тонька (останавливаясь перед 1-й девушкой. Та броско нарядна, вызывающе красива). Какая Дездемона, спрашиваешь?

     Смиренная и робкая девица. Красневшая от собственных движений...

     Ты подходишь?.. Не думаю.

     И вдруг она, наперекор природе, Своим летам, отечеству, богатству. Всему, всему, влюбилась в то, на что До этих пор и посмотреть боялась!..

     В старика влюбилась, красавица... Тебе надлежит меня полюбить, Дездемона.

     Хихиканье в рядах девушек.

     1-я девушка. Понарошку куда ни шло. За попа, за попадью, хоть за деда старого...

     Тонька. А я, ревнивый мавр, тебя задушу в постели за твою любовь!..

     1-я девушка. Понарошку куда ни шло. Души...

     Тонька. Уж слишком много понарошку... (Отворачивается.)

     1-я девушка. Не подошла, значит?

     Тонька. Нет.

     1-я девушка. Подумаешь. Тоже мне женишок.

     Тонька (через плечо). Женишок - понарошку, ищи взаправдашнего.

     Останавливается возле 2-й девушки. Та сидит, опустив глаза. Тонька смотрит ей в склоненное темя. Долгое молчание.

     Тонька. Здравствуйте.

     Молчание.

     Ау! Дездемона!

     Молчание.

     Смиренная и робкая девица. Красневшая от собственных движений...

     3-я девушка. Она стеснительная. Жуть!

     Тонька. Вижу. Скажи, Дездемона, три слова: «Да, милый мой». Только эти три. Умоляю.

     2-я девушка (не подымая глаз). Да ну вас!

     Тонька. Ответ не понарошку. И все ясно... Отелло • готов любить смиренную Дездемону, но искусство слишком смиренных не любит. Увы! Увы!

     Идет дальше, останавливается перед 4-й девушкой. Та в туго намотанном платке, в затасканном ватнике, в больших валенках, объемиста, плечиста, коренаста, широка, как дверь.

     Тонька. Вот еще одна Дездемона. Какой Отелло осмелится задушить такую?

     4-я девушка (басовито, с презрением). Задушить?.. Тоже мне... сморчок!

     Рябцов. Без пререканий, без пререканий! Ради общего- снесешь, не убудет!

     4-я девушка. Ради общего если... Ладно - попробуй.

     Тонька. Не осмелюсь. Пусть уж тогда Елизар играет Отелло. Он как-никак рельсы гнет. (Хихиканье. Тонька выходит на середину сцены, оглядывает девушек.) Теперь я понимаю, как могуществен Иван Фомич Елтухов! И как он меня, оказывается, обожает! Антон Лаптев, стоящий перед вами, больше известный в Куликах под именем Тоньки Пьяного...

     Рябцов. По существу, по существу, товарищ Лаптев! Ваше прошлое к делу не относится.

     Тонька. Как это не относится, когда я собираюсь осветить благородное дело самого Ивана Фомича Елтухова!.. Так вот, Дездемоны! Я, Тонька Пьяный, с молодых лет до седых волос - неприкаян и бездомен. Невесту Тоньке, семью?.. Тоньке Пьяному - куликовское счастье?.. Разве он похож на... Ну, хотя бы на тебя, председатель нашего славного девического слета. Ты, товарищ Рябцов, сверхнормальный куликовец, кругом нормальный. Ты на хорошей службе, есть твердый расчет, что выдвинешься выше, ты пьешь только по праздникам, штаны носишь отутюженные, сапоги начищенные...

     Девичье хихиканье.

     Рябцов (нервно ерзая). Прошу не выходить за рамки!

     Тонька. Все в рамках, в строгих рамках!.. Сапоги начищенные, и Шекспиром интересуешься тогда только, когда прикажут. Разве можно тебя, товарищ Рябцов, сравнить с Тонькой. Тонька зашиблен Шекспиром, так зашиблен, что ему всю жизнь было не до службы, а потому всю жизнь носил худые штаны и стоптанные штиблеты. Он блаженный, он шут гороховый, он недоразумение! Невесту ему?.. Смешно...

     Рябцов (стучит по графину). Выступление не по поводу. Лишаю слова.

     Тонька. Слова лишаешь?.. Как!.. На том самом месте, когда я вознамерился восхвалить и возвеличить Ивана Фомича Елтухова!.. Посмей только... Велик Иван Фомич Елтухов! Оглянись кругом - кто сидит? Невесты! Для кого они собрались?.. Для Тоньки Пьяного! Который, кстати, трезв не только сегодня, но все эти дни - прозрачен до умиления. Собрались! Выбирай, Тонька, здесь цвет и краса поселка Кулики! Даже грозный царь Иван Васильевич не имел, наверно, пред своими пресветлыми очами такого выбора. И все это по слову Ивана Фомича Елтухова - царские смотрины! Кто усомнится, что Иван Фомич не велик? Кто возразит, что он не щедр и не добр? Кто скажет, что он не проницателен? В Тоньке Пьяном разглядел царскую душу! Дездемоны!.. Председатель, ты снова хочешь лишить меня слова?.. Ах, мне показалось... Дездемоны! При виде вас мне просится на язык крылатая фраза буфетчицы Нюшки Груздевой: «Вас много, а я одна!» Вас много, Дездемоны! Слишком много, бедному Отелло нужна всего одна. Отелло боится выдернуть не тот цветок из букета. Он не хочет спешить, он желает быть привередливым. А потому, Дездемоны, сядьте в очередь вот к этой двери с надписью «Дирекция». Верный Отелло с директорской солидностью вас станет вызывать поодиночке... Те трое, кого я уже почтил вниманием, могут быть свободны. Не подходят! Бывший Тонька Пьяный, ныне Отелло, от этих Дездемон отказывается. А вы, товарищ Кучкина. встаньте у двери, будьте исполнительной секретаршей у Отелло - поодиночке Дездемон, поодиночке, соблюдая строгую очередность... Итак, я удаляюсь. Прошу ко мне первую...

     Тонька величаво скрывается за дверью. На сцене среди девушек происходит оживленное движение - смеясь, жестикулируя, переговариваясь, они рассаживаются в очередь.

     Рябцов. Это что же такое?.. (Со страстью.) Не тот человек выдвинут в Отелло! Не тот!

     Кучкина (крутит пальцем у виска). Того...

     Рябцов. Не-ет, не того-о... Нет, тут похуже - намеренная дискредитация! Всех пятнает! Вплоть до Ивана Фомича... А меня-то... за что? Что я ему сделал?..

     Голос Тоньки из-за двери директорского кабинета: «Ближе к делу, Дездемоны! Ближе к делу! Заставляете ждать своего Отелло!»

     Кучкина. Мне надо идти... (К очереди.) Кто первая?.. Прошу. Не заставляйте ждать.

     Одна из девушек исчезает за дверью вместе с Кучкиной. Рябцов сидит на своем председательском месте, уткнувшись лицом в стол, обхватив

     голову обеими руками, постанывает, словно от зубной боли. Появляется тетка с авоськами, оглядывается, оценивает обстановку, подкатывает к девушке в очереди.

     Тетка. Здесь, сказывают, на дездемонт записывают?

     Девушка. Кончена запись.

     Тетка. О господи! Опоздала... А только ответственных записывают или как?

     Девушка. По отбору предварительному.

     Тетка. Ишь ты, по выбору. А нас не выбрали. Мой зять - человек видный, его все знают, четвертый год с Доски почета не слезает...

     Кучкина (приоткрывая дверь). Следующая!

     Девушку, вышедшую из кабинета, обступают подруги, по очереди прокатывается: «Не подошла... Не подошла...»

     Тетка. Ты, милая, последняя? Я за тобой буду... По выбору, а нас-нет, мы - мимо. Мой зять с Доски почета... Кто тут старший, чтоб пожаловаться?

     Девушка. Отелло. Он там. (Указывает на дверь.)

     Тетка. Отеллов... Не слыхала такого. Новенький... Он - там, а кто - по записи-то старший? В списочек-то кто вставляет?

     Девушка. Он. (Указывает на Рябцова.)

     Кучкина (от двери). Следующая!

     По очереди: «Не подошла... Не подошла...»

     Тетка (подкатываясь к Рябцову). Уважаемый, а уважаемый... Беспокою вас, простите темную...

     Рябцов (очнувшись). Что?..

     Тетка. Как это что?.. Мне, может, этот дездемонт и ни к чему, да обидно...

     Рябцов. В чем дело?

     Тетка. Мой зять который год с почетной Доски не слезает. В газете его портрет печатали. А тут всяких выбирают. Вовсе не почетных и не ответственных. Эвон, вижу. Валька Горшкова сидит. Тьфу!..

     Кучкина. Следующая!

     Рябцов. Что вам нужно?

     Тетка. Нам, может, этот дездемонт и ни к чему, но раз положено - уважь. Мой зять - человек заслуженный...

     Рябцов. Зять?.. Не подходит!

     Тетка. Это кто ж тогда подходит? Валька-свистушка!.. Она только юбкой махать ловка, а мой зять с Доски почета...

     Кучкина. Следующая!

    Тетка. Вальке-дездемонт, а мой зять - мимо...

     Рябцов. А ну вас всех! Стараешься, силы до послед-; него отдаешь... Тебя же разные подозрительные личности пятнают!..

     Тетка. Это мы-то подозрительные? Да мой зять...

     Рябцов. Ну, чего тебе? Ну, чего?!.. Дездемоной быть хочешь? Будь! Мне-то что - будь! Я лучших отбирал, старался - цвет и красу Куликов, а меня за это перед ними же! Садись в очередь! Садись! Только оставь в покое.

     Тетка. Вот и спасибо. А то как же - всем можно, а нам нельзя. Мой зять не другим чета. Поискать такого... (Присаживается в очередь.) Нам почет важен. Внимание. А на дездемон мы еще поглядим...

     Кучкина. Следующая!

     Входит Свищев с Капой.

     Свище в. Вы предали меня, Капитолина Васильевна! Удар в спину от друга.

     Капа. Чересчур даже несправедливо так думать, Евгений Евгеньевич.

     Свищев. И не меня, не меня предали - нет! Свободу в искусстве. Святую свободу, Капитолина Васильевна!

     Капа. Еще более - чересчур. Невыносимо даже слушать.

     Свищев. Все считают, что Свищев так себе, мелкий зав весьма скромного отделения трудсберкассы, рублишки чужие мусолит. Нет, Свищев - свободный артист, если хотите, в нем сидит гордая бессмертная душа, непостижимая для грубых дилетантов вроде Елтухова. Что мне Елтухов! Я ему даже по работе не подчинен. Попробуй он мне что-нибудь указать, как указывает другим, отвечу: «Сберкасса - нейтральное учреждение, не извольте здесь распоряжаться!» Даже по работе, а в искусстве-то и подавно - не смей диктовать Свищеву. Свищев свободен!

     Капа. Но ведь это правда, что мы с вами затянули «Канитель», очень даже чересчур... Пять лет без передыху ставили.

     Свищев. Пять лет... Что такое пять лет по сравнению с вечностью? Истинное искусство - вечно! Мы с вами вечности добивались, Капитолина Васильевна. Мы с вами в тонкости проникали, оттачивали. Великий французский писатель Флобер по пять лет сидел над одной только фразой, оттачивал, оттачивал - и то не успевал отточить. Что такое пять лет для бессмертия!

     Капа. Но всем же надоело, уже никто не смеется, уже все наизусть знают. Почему вам-то не надоело - «Канитель» да «Канитель»!.. О господи!

     Кучкина. Следующая!..

     Свищев. Вот оно! Очередь! Ничтожества толпятся у дверей, ничтожества! Вам даже отказано быть в этой очереди.

     Капа. Как это отказано? Я вне всякой очереди роль получила у Антона Каллистратовича. Сами знаете - я в «Отелло» Эмилию играть буду, и вы чересчур недовольны даже этим.

     Свищев. Как вас легко купить! Уже не Тонька Пьяный, уже Антон Каллистратович! А почему? Кость бросил вам! Кость - играй Эмилию, о Дездемоне не мечтай.

     Капа. Вам ничего не предложили, вот вы и завидуете.

     Свищев. Завидую?.. Кому?.. Вам?.. Тоньке Пьяному?.. Этой фиктивной единице! Нулю в общей сумме! Я, который всегда старался глядеть в глубь, в вечность, пять лет оттачивал, как великий Флобера бессмертную фразу...

     Капа. Еще пять лет, и от нашей «Канители» зрители мертвым сном засыпать станут, вечным... Добьетесь вечности.

     Свищев. Чехову готов отдать всю жизнь без остатка.

     Капа. Тогда и Чехов - в вечность, уморите вместе с куликовцами. Такого веселого писателя... Скучный же вы, Евгений Евгеньевич!

     Свищев. Я - скучный?.. Вам, Капитолина Васильевна, свобода скучна. У вас, Капитолина Васильевна, позвольте заметить,- рабская натура. Вам в искусстве хозяина подавай. Свищев не таков. Извините, он сам себе хозяин. Он собирает для бессмертия по алмазному зернышку, крупица по крупице, мелкой копеечкой, памятуя, что копейка - рубль бережет.

     Кучкина. Следующая!..

     Свищев. Ищете веселья, Капитолина Васильевна, а не серьезного искусства. Идите, Капитолина Васильевна, к скоморохам, к Тоньке Пьяному. Свищев пойдет своей дорогой. (Демонстративно отворачивается от Капы.)

Капа. И пойду, пойду... Какой вы!..

     Уходит.

     Свищев. Своей дорогой! Только своей!.. (Видит Рябцова, все еще забыто сидящего за столом на председательском месте. Подходит к нему.) Вот ты. Рябцов, рядовой зритель, скажи, положа руку на сердце, что тебе дороже - скоморошество или серьезное, солидное искусство?

     Рябцов. Да пропади оно пропадом.

     Свищев. Кто-о - пропади?!

     Рябцов. Искусство это...

     Свищев. Как понять сие чудовищное заявление?

     Рябцов. Связался с ним. Из кожи лез, старался, организовывал самых красивых Дездемон... И меня же перед этими Дездемонами оплевали! А Дездемоны завтра на хвостах по всем Куликам разнесут: хи-хи да ха-ха! Тонька Рябцова отделал... Мне свой авторитет важнее этого, будь оно... искусства.

     Свищев. Путаешь, Рябцов! Тонька Пьяный к искусству - никакого отношения!..

     Рябцов. Ишь ты, никакого... Его, а не тебя заворачивать этим самым - провались оно! - поставили.

     Свищев. Ошибка. Роковая для Куликов!

     Рябцов. Роковая... А кто поставил-то знаешь?

     Свищев. Не пугай, Рябцов. Свищев не из робкого десятка. Ему самому сказать в глаза готов - ошибка!

     Рябцов. Поди и скажи, он послушает.

     Кучкина. Сле-дующая!.. А не прошедших в Дездемоны просим освободить помещение. Нечего тут зря толкаться.

     Свищев. Этот позор! Эта комедия с Дездемонами! Поглядите (указывает на тетку с авоськами), и эта в Дездемоны метит. Профанация! Шекспир бы перевернулся в гробу!

     Рябцов. Эта - не в счет, эта - самотек. Я организовал Дездемон - высший сорт.

     Свищев. Почему - не в счет. Очень даже подходит к Отелло. Два сапога - пара!

     Рябцов. Не вечно же ему в Отеллах числиться. Рано или поздно слетит, тогда посчитаемся. Рябцов все помнит, Рябцов не прощает... Высмеять... При Дездемонах, которых я лично организовал. Опозорить на все Кулики!

     Свищев. Помнить, не прощать - порочная бездеятельность. Не лучше ли открыть всем, что есть истина? Вывести из заблуждения! В первую очередь Ивана Фомича. Искусство в опасности!

     Рябцов. Валяй открывай, а меня не проси. Рябцов все помнит, Рябцов не прощает, Рябцов ждать умеет!

     Кучкина. (Тетке с авоськами, лезущей в дверь.) Вам куда, гражданка?

     Тетка. Разрешено, разрешено - и нечего... Не без очереди, как и все, так и мы. Небось не хуже других...

     Исчезает за дверью. Кучкина тупо смотрит вслед, машет рукой, с расстроенным лицом усталой походкой идет к столу.

     Кучкина (в отчаянье). Что же это?.. А?.. Он нас без ножа режет!

     Рябцов. Чего еще?..

     Кучкина. Что он из себя корчит?.. Отелло!..

     Свищев. Скоморох выкидывает новое коленце?.. Поздравляю вас, Анна Максимовна, поздравляю!

     Кучкина. Не смейтесь, тоже хороши - что вам стоило тогда на Отелло согласиться. Покой был бы... А теперь без ножа. Всех забраковал. Как есть - всех! Ни одной Дездемоны не выбрал.

     Рябцов. Что-о?!

     Кучкина. А вот - то. Ни одной...

     Рябцов. Продукция - первый сорт, и ни одной?!

     Кучкина. И чего он нос воротит? Лучших девиц - бери, не хочу. Сам бы на себя оглянулся. Смотреть же не на что, а кочевряжится.

     Рябцов. Ни одной?.. Да как же так? Такие кадры доставил...

     Свищев. Все как и надлежит. Фиктивность налицо! Вы другого ждали?

     Кучкина. Что мы Ивану Фомичу скажем - нет Дездемоны... Без ножа режет!

     Свищев. Не избежать, придется глаза открыть Ивану Фомичу. Искусство в опасности!

     Рябцов. Ни одной... Да я лично - всех оптом готов... У меня и то глаза разбежались, когда они в должном порядке расселись...

     Свищев. Возмущаешься?.. Ты же, Рябцов, не сторонник решительных мер. Ждать готов. Жди хладнокровно. В опасности искусство!

     Рябцов. От такого товару отвернуться... Ну, нет. Не стерплю! Бегу звонить Ивану Фомичу - нет моей вины, организовал на совесть! Принимайте сами меры!.. бегу!

    Рябцов исчезает.

     Кучкина. А как все было прежде ладно. Тихо да мирно. Ну, поспорим маленько, не без того... А так - покой-дорогой. «Канитель» ваша шла себе и шла... Свеженьким баловали. Вот Елизар подвернулся - силовой номер, пожалуйста, рельсы гнул...

     Свищев. Я по-прежнему, Анна Максимовна, считаю - рельса не искусство! На том стою и не могу иначе!

     Кучкина. Да полно вам теперь-то клепать. Очень даже искусство - всем нравилось и покой-дорогой. Елизар-то молчун, никаких хлопот с ним. Иногда ежели поворчит, когда вы его зацепите, а так - гнет свою рельсу, выручает...

     Свищев. А пожалуй, творческая обстановка была. Не возразишь. Зато теперь весело.

     Кучкина. Сколько лет этого Тоньку на порог нашего клуба не пускали, и вдруг - главный режиссер. Я к нему пришита - подчиняйся.

     Свищев. Это еще не все - начало! Еще Тонька разгуляется.

     Кучкина. Куда больше-то?

     Свищев. Встаньте на его место, прикиньте, может он считать, что сотрудничать с вами - надежно, выгодно, удобно?..

     Кучкина. И так изо всех сил подлаживаюсь.

     Свищев. Да он-то подлаживаться не любит. Он не захочет, чтоб вы - над ним, чтоб руководство и славу делить пополам...

     Кучкина. Что же он меня?..

     Свищев. Сочувствием проникнется. Пожалеет. Будет беречь, как дорогую сердцу память... Ну, вот и он...

     Тонька (в дверях, выпроваживая тетку с авоськами). Не могу, воздушное создание! Не подходишь! Сто сорок пятый раз объясняю - нет! Нет и нет!

     Тетка. У меня зять заслуженный, с Доски почета который год...

     Тонька. И это уже слышал...

     Тетка. Мне не дездемонт нужен, мне уважение подавай. Чем мы хуже других? У меня зять - самый передовой...

     Тонька. Слышал: с Доски почета не слезает... Все слышал, красавица!

     Тетка. Ты надо мной не смейся. Кра-са-вица! Я тебе, шпынь, в матери гожусь. Ты ко мне - с почетом, потому что у меня зять не тебе, шпыню, чета!

     Тонька (страшным голосом).

     О милая, страшись!

     Страшись клятвопреступничать: ведь ты

     Лежишь теперь на ложе смерти!..

     Тетка (оторопело). Чтой?..

     Тонька (тесня тетку к выходу).

    Ты ни сломить, ни изменить не в силах

    Упорное решение мое!..

     Так - ты умрешь!

    Тетка (бежит к выходу). А-а! Убивают!.. А-а. господи!.. (За сценой.) А-а! Батюшки! Спасите!..

     Тонька (отирает пот). Дездемона - старая перечница. Надо бы сразу на нее Шекспира выпустить... (Подходит к столу, пьет воду из графина.) Уф!.. Ну, вот и все. Занавес опущен... Дорогие мои соратники по святому искусству, вы меня удивляете.

     Свищев (постно). Чем же?

     Тонька. Сумрачным выражением на высоком челе.

     Кучкина. Еще бы, сами без ножа зарезали... Ни одной Дездемоны.

     Тонька. Так радуйтесь! Ликуйте! Ни одной! Дездемона еще не родилась в Куликах! Вы оба спасены!

     Кучкина. С вас небось что с гуся вода. Иван-то Фомич на мне отыграется.

     Тонька. Перетерпите, как-нибудь перетерпите, Анна Максимовна. Зато вернется все, что утрачено - доброе старое время. Снова начнете мучать куликовцев «Канителью», снова Свищев окажется первым актером славного поселка Кулики. «Канитель» и танцы, танцульки и «Канитель», ну еще для разнообразия силовые номера с рельсой, доступной пониманию любого и каждого жителя Куликов. Ликуйте же! Нет Дездемоны!

     Кучкина. Приказано было отыскать ее.

     Тонька. Беру грех на себя - не нашел, чего не существует в куликовской природе... Тонька Лаптев провалился до премьеры. Тонька Лаптев никогда не станет Отелло, превратится опять в Тоньку Пьяного. А какое волнующее событие он пережил - царский смотр невест!

     Ради Тоньки собрались все красавицы Куликов - выбирай! И что бы стоило выбрать, что - стоило, Тонька, покривить душой, указать на первую попавшуюся - вот Дездемона! Состряпать с этой Дездемоной что-нибудь... Сканителить на Шекспире, как канителили Чехова...

     Кучкина. А то плохо, что ли? Без фокусов -покой-дорогой.

     Тонька. Что-нибудь, которое умилило бы доверчивых куликовцев. И тогда тебе, Тонька, широкая дорога, мягко устланная самим Иваном Фомичем Елтуховым...

     Кучкина. Дорогу тебе?.. Зачем попу гармонь...

     Тонька. Что ж ты, Тонька, упустил момент, другого-то в жизни не случится. Что ж ты не плачешь, выживший из ума дурак? Заливайся горючими слезами под ликование соратников по святому искусству... Да будет вам известно, дорогие соратники, Тонька Пьяный привык к провалам. Вся его жизнь - сплошной провал. Нет слез! И совесть чиста. Не покривил душой перед Шекспиром... Ликуйте, что ж вы!

     Свище в (с презрением). Вы трепач, Лаптев. Пустой трепач, ни на что не способный.

     Тонька. Может быть, может быть. Кто похвалится- вижу себя без обману.

     Свищев. Вы теперь видны каждому невооруженным взглядом. Уже никого не обманете своей глупой болтовней. Явный подлог!..

     Кучкина. Я всегда говорила, что вы... того... Без винтиков.

     Тонька. Ага! Возликовали! Дошло наконец-то - ваша взяла! Признаю - ваша. Дездемона еще не родилась в Куликах... Отелло умер. Нет Отелло без Дездемоны!

     Кучкина. Что с вами говорить - без винтиков...

     Появляется Надя, смущенно останавливается у входа. Она не броска, весьма скромна по виду, никак не красавица.

     Кучкина (Наде). Что еще?..

     Надя. Я узнала, что вы... Что здесь при клубе собираются ставить «Отелло».

     Свищев. Еще одна Дездемона. А вы слезливо сетуете, Отелло.

     Кучкина. Закрыто! Закрыто! Смотр Дездемон кончен!

     Тонька. Еще одна. Пожалуй, хватит.

     Надя. Может быть, попробуете... .

    Кучкина. Кончено. И нечего тут...

     Тонька. Не родилась еще в Куликах. Доказательств достаточно, все помещение только что было забито этими доказательствами. Милая девушка, она права: закрыто на учет, на неопределенное время.

     Надя. Я думала, что вам нужно... Извините тогда... (Хочет уйти.)

     Из-за спины Нади появляется Жорка Шарма к. одет в короткое распахнутое полупальто, свисает яркое кашне, галстук выпирает толстым узлом под подбородком, широкие брюки опущены на сдвинутые гармошкой голенища хромовых сапог, на голове - кепка-«бабочка», едва прикрывающая макушку.

     Жорка (Наде). Вы просите? У кого?.. У этих неинтеллигентных людей?

     Надя. Егор, уходи!

     Жорка. Надежда Сергеевна, по любому вашему слову - готов. Вы же знаете...

     Надя. Уходи! Прошу!

     Жорка. Надежда Сергеевна, без меня эти грубые люди не поймут вашу светлую душу. Я открою им глаза. (Поворачивается к Кучкиной.) Мадам, вы, извините, меня хорошо знаете...

     Кучкина. Жорка, я сейчас вызову милицию. Я Си-воусу позвоню!

     Жорка. Вы слышали, Надежда Сергеевна? Меня пугают! Мадам, вы должны знать, что Сивоусу выгодней не замечать Жорки Шармака. Нет такого в его поле зрения, не имеется в наличии. Иначе ба-аль-шие и неприятные хлопоты. Сивоус существует вот для таких (указывает на Тоньку) безобидных барашков, которые от первой же стопки ужасно громко блеют - стихами и просто так, без стихов. А Жорка шуметь не любит, Жорка действует!

     Надя. Не смей!

     Жорка (сразу успокаиваясь, почти ласково). «Спасибо» надо сказать, надо быть паинькой. (Кучкиной.) Мадам, вы раздумали кого-то звать и куда-то звонить? Поговорим, мадам... Надежда Сергеевна, вы только не волнуйтесь, мы спокойно, спокойно, как приличные люди... Мадам, я из-за дверей слышал, вы сказали: закрыто! Смотр этих Дездемон... Откройте! Прошу вас.

     Кучкина. Жорка, я буду жаловаться Елтухову.

     Жорка. Надежда Сергеевна, меня опять пугают. Но снесу, снесу, пожалуйста, не волнуйтесь. Мы, как тприличные люди... Елтухов для вас, мадам, страшен, а что он может сделать с Жоркой? Снимет с работы?.. А Жорка Шармак и так делает всем одолжение, что в данный момент работает рядовым шофером при леспромхозе. Он может и не работать. Но Кулики оч-чень не любят, когда у Жорки появляется свободное время. Тот же Елтухов предпочитает занять чем-нибудь Жорку. Но уступаю, уступаю, мадам,- жалуйтесь Елтухову, только поскорей, время не терпит... Вы опять раздумали?.. Тогда вернемся к делу. Сказали: закрыто? Откройте! Жорка вас просит.

     Кучкина. Если он согласится (указывает на Тоньку), мне-то что...

     Жорка. Он согласится. Уж он-то хорошо знает, кто такой Жорка Шармак.

     Тонька. Что верно, то верно - знаю. Но ведь и ты меня - тоже.

     Жорка (Тоньке). Почему я до сих пор тебя не покалечил?

     Тонька. И, право,- почему? Ведь это так тебе просто?

     Жорка. Ник-како-го труда.

     Надя. Жора! Не смей!

     Тонька. Не беспокойтесь - не посмеет... И не в первый раз.

     Жорка. Потому я тебя не трогаю, что ты - божья коровка, ты - безрогий козел. Боднуть не можешь. Зачем обижать?

     Тонька. А ведь врешь. Ты как раз обижаешь только тех, кто боднуть не может... Или я ошибся, Жорка?

     Жорка. Тонька, не будем. Мы договоримся, Тонька... Лучше погляди, Тонька, на эту девушку... Надежда Сергеевна, не смущайтесь, пусть поглядит на вас... Таких больше нет на свете. Кулики боятся Жорки, а Жорка робеет перед ней. И не стесняется... Надежда Сергеевна, не сердитесь, пусть знают.

     Надя. С меня, кажется, хватит. Я пошла...

     Жорка. Но вы же хотели?..

     Надя. После хвастливой комедии, которую ты ломаешь... Хватит! (Поворачивается, чтобы уйти.)

     Жорка (хватает за грудь Тоньку). Убью... если уйдет! Тебя убью!

     Надя (оборачиваясь). А ну!..

     Жорка. Надежда Сергеевна! Должны вас заметить, должны узнать! Все радоваться на вас должны! (Оглядывается в бешенстве кругом.) Вы все! Что вы стоите?.. Пятки ее не стоите! И я не стою!.. (Тоньке.) И ты!.. Не думай, что ты очень хорош. Есть люди на свете получше!.. (Снова хватает Тоньку.) Убью, если уйдет!

     Надя. Отпусти!

     Тонька. Надо слушаться, если просят хорошие люди.

     Жорка (сникнув). Отпускаю.

     Тонька (оправившись). А теперь проваливай.

     Жорка. Тонька! Видит бог, я терпелив!

     Тонька. Проваливай! Проваливай! Мешать будешь. ! Жорка. Чему?

     Тонька. Репетиции. Куда ни шло, еще одна Дездемона. Считаю смотр Дездемон вновь открытым... (Жорке.) Но если не уйдешь - закрою. Мне недолго.

     Жорка (переминаясь). Ладно. Но смотри, Тонька...

     Тонька. Не пугай и за дверью не стой.

     Жорка. Уйду, Тонька, уйду... Но смотри, ежели не понравится.

     Тонька. Посмотрим. Больше дюжины просмотрел. Еще одна...

     Жорка. Она понравится, Тонька. Она понравится... Ладно, ладно, ша!

     Уходит. Неловкое молчание. Все разглядывают Надю.

     Надя. Мне, наверное, нужно извиниться?

     Кучкина. Да уж, нечего сказать, с хорошей компанией связалась.

     Надя. Знаю, что не хорош, но пусть хоть не пресный. А кругом - преснота.

     Свищев. С позволения сказать: селедочки хотца. Жорка Шармак, слов нет, солененький.

     Тонька (Наде). Это великий комик села Кулики. А потому вы не должны удивляться - нет более желчных людей в жизни, чем комики на сцене.

     Свищев. А это, как вы уже догадались, сам Отелло, ищущий свою Дездемону... Дездемона с веской рекомендацией Жорки Шармака.

     Тонька. Ну, если Иван Фомич мне рекомендовал не менее дюжины Дездемон, то Жорке не грех порекомендовать и одну. Елтухов и Жорка - самые влиятельные персоны в поселке Кулики.

     Кучкина. Кого с кем сравниваете! Стоит запомнить.

     Тонька. И донести, разумеется.

     Надя. А я вижу дружную творческую обстановку.

     Тонька. Явление прогресса.

     Надя. Разве?

     Тонька. В Куликах появились две разных школы, два направления в искусстве. До недавнего времени и об одном мечтать не смели.

     Кучкина (вынимая из кармана тетрадь). Раз уж вы на Дездемону, то дайте запишу, чтоб по всей форме... фамилия?

     Надя. Калинушкина... Надежда Сергеевна.

     Кучкина. Место работы?

     Надя. Учительница...

     Кучкина. Что-то я вас ни разу не видела. А уж я-то всех знаю в Куликах.

     Надя. А я не из Куликов, из деревни Прокошиха, десять километров отсюда. Вот уже два года там...

     Кучкина. Образование?

     Надя. Окончила областной пединститут, играла в институтской самодеятельности. Что вам еще?..

     Кучкина (захлопывая тетрадь). Образованная, а с Жоркой связалась. Хороша парочка - свинья да ярочка.

     Надя. Может, он со мной связался, не я с ним... Что-то не очень дружелюбно... Давайте на этой записи и кончим. Я лучше уйду...

     Тонька. Э-э, нет! Именем Ивана Фомича Елтухова приказываю остаться! А вдруг да... Вы, может, и Шекспира играли?.. Вдруг да...

     Надя. Очень хотелось, но не случалось.

     Тонька. Слышу родственное. Тоже очень хотел и тоже не случалось.

     Надя. Часто играла веселые пустячки. Из серьезного - только Чехова.

     Тонька. Не «Канитель» ли?.. Мне везет.

     Свищев. Напрасное признание. Здесь Чехов не в почете, Шекспир забил его намертво.

     Надя. Нет, в «Трех сестрах» Ирину. (Свищеву.) А вас я видела в «Канители». Тогда еще подумала про себя, что вам подошла бы роль барона Тузенбаха.

     Свищев. Может быть... Не пробовал... А чем именно я похожу на этого барона?

     Надя. Внешне. Некрасивый, но, кажется, умеющий постоять за себя.

     Свищев. Некрасивый... Хуже, когда Тузенбахи в юбке метят в Дездемоны.

     Надя. Какой вы обидчивый.

     Тонька. А из Шекспира вы что-нибудь прочитать можете на память?

     Надя. Могу. Даже из «Отелло»...

     Тонька. Тонька, твои шансы подымаются! А не помните ли коронную сцену удушения?

     Надя. Может, где-то собьюсь...

     Тонька (загробным голосом). «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

     Надя. Да, милый мой. '"' Тонька. В яблочко... (Играет.)

     Когда ты за собой

     Какой-нибудь припомнить можешь грех, : Молись скорей.

     Надя. Что это значит, милый?

    Тонька (задыхаясь).

     Ну-ну. молись, да только покороче. Я похожу покамест. Не хочу я Тебя убить, пока ты к смерти духом Не приготовилась - нет. Боже сохрани! ,,. Твоей души я убивать не стану.

     Надя. Ты говоришь о смерти?..

     Тонька (возбужденно бегая по сцене). Странно! Странно! Что-то не так... Что-то вы, Надежда Сергеевна, очень просто... «Ты говоришь о смерти» - с милой волнительностью. А где страх? 1де ужас? Я же ужасный мавр! Я же ваш убийца! Содрогнитесь!

     Надя. Ужасаться?.. Нет, не могу!

     Кучкина. Не можете - значит, не подходите. И толковать нечего. След... Ах, какая следующая? И я с вами свихнулась.

     Надя (Тоньке). Не могу поверить, слишком чудовищно- вы мой убийца! Я люблю вас! Люблю! «Ты говоришь о смерти?» Да что же это такое? Дикость! Кошмар, который меня преследует в последние дни. Не верю! Не могу еще поверить!

     Тонька (ошеломленно). Вот так так... Пожалуй... Просто и страшно... Нет! Нет! Дальше-то я говорю: «Да, о смерти!» И вы уже верите, вы господа бога вспоминаете: «О господи, спаси меня!»

     Надя. Тут верю.

     Тонька. Через одну фразу? Так быстро?

     Надя. А вы произнесите эту фразу, чтоб я поверила.

     Тонька (рычит). Да, о смерти!

     Надя. Нет. Не верю. Прокричали, сделали страшные глаза, так только детей пугают: «У-у, бука придет».

     Тонька. Что ж вы от меня хотите?

     Надя. Боли, любви, ненависти в этих трех словах. И вот тогда-то я пойму, тогда мне откроется пропасть - безумец, решился! И тогда: «О господи, прости меня!»

     Тонька (в изнеможении садится на стул). У меня голова кругом... Я всю жизнь так декламировал.

     Надя. А вы без декламации. Просто скажите. Но перед этим полюбите и возненавидьте меня.

     Свище в. Хе-хе, а как Жорка Шармак к этому отнесется?

     Тонька (вскидываясь). Заткнись! Или я тебя вышибу в шею!.. (Свищев пытается с достоинством возразить, но Тонька шагает на него.) Только слово!.. Ну!

Свищев съеживается. Пауза.

    Надя. Вот можете же вы сказать, чтоб поверили.

     Тонька. Откуда вы свалились?

     Надя. Опять анкета?

     Тонька. Голова кругом... Меня еще никто никогда не учил...

     Надя. Простите. Буду молчать. Но мне разрешите играть так, как я чувствую. Иначе - уйду.

     Тонька. Нет, не молчите! Нет, нет, учите! Тычьте носом самодовольного щенка, считавшего, что никто в мире не может лучше его лаять. Учите. Готов слушать... И давайте всерьез... (Торопливо расставляет стулья.) Вот ваше ложе - располагайтесь... У меня в руках меч, снятый со стены. Начнем с моих слов: «Ага, прелюбодейка...» Вы в это время плачете. Вы помните это место?..

     Надя. Помню. (Опускается на стулья, полулежа.) Но дайте мне минуточку... (Закрывает лицо руками. Долгая пауза. Тонька, весь подобравшись, напряженно ждет. Кучкина и Свищев притихли. Надя отнимает от лица руки.) «О, горе...»

     Тонька (ахает). Слезы!.. Глядите - настоящие!.. Откуда вы свалились?!

     Надя.

     О, горе! Он обманут клеветою! Погибла я!

    Тонька (не совсем опомнившись, не очень убедительно).

     Ага, прелюбодейка!

     В моих глазах о нем ты смеешь плакать!

     Надя (протягивая руки). Не убивай, а прогони меня!

    

    Входят Елтухов и Рябцов, останавливаются, переглядываются. Рябцов делает попытку что-то произнести. Елтухов показывает ему кулак.

     Следят за игрой.

    

    Тонька. Смерть, смерть блуднице!

     Надя. Убей хоть завтра,

     Но эту ночь дай мне пожить!

     Тонька. Напрасно!

     Надя. Хоть полчаса.

     Тонька. Нет, нет! Зачем отсрочка?

     Надя. Дай мне прочесть молитву.

     Тонька. Поздно! Поздно! (Набрасывается на Надю, душит ее. Елтухов огорченно крякает.)

     Надя. Вы и на самом деле меня задушите.

     Тонька устало опускается прямо на пол. Общее молчание.

     Елтухов (всем телом поворачиваясь к Рябцову). Ты что мутишь воду? Ты что это поклепы наводишь?.. Меня на скандал толкать! А тут... Тут Дездемона гибнет!.. Отелло своими руками Дездемону!.. Чувствуй!

     Рябцов. Чувствую...

     Елтухов. Плохо чувствуешь! Слезами умываться надо! Горючими! Потому что - ис-кус-ство! А ты ко мне с поклепом - Дездемоны нет, Отелло, мол, сукин сын, кругом виноват!..

     Тонька (подымаясь, слабым голосом). Есть Дездемона... Родилась... Ты не спишь, Тонька? Тебе не мерещится?.. Эй, кто тут, стукните меня покрепче, чтоб проснулся...

     Елтухов. Не метод, не метод. Без распускания рук могу лично удостоверить - никак не сон. Наяву.

     Тонька (потрясая руками). Кулики! Шекспир идет к нам!

     Елтухов. Вот именно. Никаких сомнений. (Рябцову.) А ты -маловер! Скептик! Сомнения сеешь! Панику!

     Кучкина. Именно. Именно...

Занавес




ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

     И опять та же сцена, но теперь уже тесовый щит затянут материей, исчезли плакаты, вместо них висит ковер - лебеди на фоне бордового заката. Посреди сцены обширная кровать с полураздвинутым пологом. К ней прислонен старинный меч в потрепанных ножнах. У изголовья ложа накрытая тяжелой тканью тумбочка. На ней незажженная свеча в медном подсвечнике. В углу сцены большое зеркало. Полусумрак.

     Пустота. Входят Тонька и Надя.

     Тонька. Ложе Дездемоны уже готово. Как я вас задушу на этом ложе! Как задушу!.. Сейчас принесут ковры, Елтухов приказал забрать все ковры в Куликах, из своего кабинета - тоже... Ковры застелют, меч повесят, свечу зажгут и... начнется... Мне страшно, Наденька. Дрожу! Артист Тонька никогда не выходил на сцену.

     Надя. Все будет отлично. На последних репетициях вы вырвались, я осталась позади.

     Тонька. Ну нет. Я все равно подготовишка рядом с вами. Без вас я завывал бы по-волчьи свои монологи, как выл их всю жизнь перед нетрезвыми куликовскими слушателями.

     Надя. Кукушка хвалит петуха - не будем! Как вы, так и я - кустари-самоучки. В мире игра Отелло и Дездемоны давно стала наукой. А о ней мы даже и понаслышке не знаем.

     Тонька. Верую в святой дух, в божью искру.

     Надя. Я в желание. Кажется, этого у нас не отымешь.

     Тонька (берет в руки меч, читает).

Но не хочу пролить я эту кровь; Я не хочу царапать эту кожу.

     Белее снега... глаже изваяний...

     Как я вас задушу, Наденька! Содрогнутся Кулики, застонут от жалости... А может, не содрогнутся, не застонут. Может, подымется жеребячий гогот, когда я поцелую вас в постели.

     О, сладкое дыханье! Правосудье

     Само бы меч сломало пред тобой...

     Этот меч еще никому не удавалось выдернуть из ножен. Мирное оружие. (Откладывает меч.) Жеребячий гогот... Мне страшно.

     Надя. Как вы плохо думаете о куликовцах.

     Тонька. Знаю их. Всю жизнь в Куликах. Знаю, жалею... боюсь.

     Надя. Тогда не играйте. Бегите прочь!

     Тонька. Бежать, когда вот-вот исполнится!.. Палкой не заставишь, а этим мечом и подавно.

     Надя. Нельзя же играть, не любя своего зрителя. Душу не бросишь,- на подавись! - как собаке кусок мяса.

     Тонька. Не любя?.. А разве я это говорил?

     Надя. Плохо думаете, значит, и не любите.

     Тонька. Мать может плохо думать о непутевом сыне и любить его.

     Надя. Вы, похоже, не умрете от скромности. Материнское чувство к Куликам! Сам Иван Фомич Елтухов думает о себе куда скромнее - он не мать, даже не отец, в лучшем случае опекун куликовцев.

     Тонька. Каждому свое. Елтухову дозволено куликовцев опекать. Тоньке страдать за них. Что он бесплодно и делал многие годы. Страдал оттого, что они уткнулись в заботы о пироге, пытался напомнить, что свет клином на красном пироге не сошелся, есть что-то иное...

     Народный слух бы поразил, преступных В безумство бы поверг, невинных в ужас...

     Поразил бы, да кишка тонка, бесплодно страдал, был смешон и жалок. Нечем гордиться до сих пор.

     Надя. До сих пор?.. А теперь - преступных в безумство, невинных в ужас? Ну, страшись. Кулики...

     Тонька. А что вас, язвительная Дездемона, толкает на куликовскую сцену? Желание показать себя в ночной рубашке до пят, услышать аплодисменты тонких ценителей искусства?..

     Надя. Уж, во всяком случае, не рассчитываю, что от моей игры преступные обезумеют, невинные ужаснутся.

     Тонька. Но что-то заставило вас явиться сюда, ездить чуть ли не каждый день за десять километров из Прокошихи на репетиции. Что? Какая цель?

     Надя. Не знаю. Может, желание доставить людям удовольствие.

     Тонька. Удовольствие? Развлечь?

     Надя. А разве это не счастье - доставлять людям удовольствие?

     Тонька. Но куликовцам доставить удовольствие может и Елизар со своей рельсой. С большим успехом, чем мы, Наденька. С большим успехом! Елизар им куда понятнее, чем венецианская примадонна Дездемона.

    Надя. Начинаю и я бояться... За вас... Замахиваетесь на невозможное и не получится. Срыв, разочарование, обратно в шкуру Тоньки Пьяного. Поймите же! Не обезумеют преступники, не ужаснутся невинные от нашей доморощенной игры! Напрасно ждать!

     Тонька. А все-таки...

     Надя. А все-таки она вертится! Одержимый.

     Тонька. Все-таки что-то должно повернуться в куликовских душах. Иначе зачем Шекспир, пусть будет Елизар с рельсой.

     Надя. Перестанут пирог ставить выше Шекспира, просветлеют, поумнеют? Глупец!

     Тонька. Вдруг да будут чуть-чуть иначе радоваться, иначе огорчаться.

     Надя. Да кто может людям указать - так радуйтесь, а не иначе? Радуются, огорчаются, сострадают не по приказу!

     Тонька. В прошлом году, Наденька, здесь в Куликах некий Мишка Онучин, в жизни не читавший Шекспира, разыграл как по нотам «Отелло». Нас обскакал. И Яго был, не один - целая куча, в лице куликовских баб. Они-то и распустили слух, что жена Мишки Онучина спуталась с одним экспедитором. И доверчивый куликовский мавр Онучин... нет, он не убил свою Дездемону, до этого не дошло, но в подвыпившем виде, при всем честном народе, скандальнейше избил ее.

     Надя. К чему вы это?..

     Тонька. К тому, чтоб сообщить: куликовцам это доставило огромную радость. Как радовались, с каким восторгом рассказывали друг другу! Хороша радость, Наденька? Нет, гнуснейшая! Вот вам пример, что в Куликах не всегда умеют радоваться тому, чему нужно.

     Надя. И вы рассчитываете?..

     Тонька. А вы, Наденька?.. Неужели вы не рассчитываете, что над нашим обезумевшим Отелло станут не ржать с буйной жеребячьей радостью, как ржали над Мишкой Онучиным, а сочувствовать ему. Вы ведь рассчитываете, что куликовец испытает человеческое сочувствие, забудет о жеребячьей сущности. А если испытает в зале, то и в жизни, возможно... Возможно, Наденька, не наверняка! Но ради этого «возможно» стоит рискнуть.

     Пауза.

     Надя. Так вот оно что... Рассчитываю, верно... А это лучше, чем повергать в безумство и в ужас.

     Тонька. Все-таки вертится, способна вертеться... Надя. Теперь понимаю, отчего вам страшно.

     Тонька. Да, нас могут встретить буйным ржанием. Все возможно... Холодею и не скрываю этого.

     Пауза.

     Надя. Зачем вы мне это сказали?..

     Тонька. Что ж изменилось?

     Надя. Многое... Как было просто, когда не знала. Выйду - сыграю, примут - рада, не примут - что ж... Просто. Теперь буду думать и обмирать. Сыграю ли? Справлюсь ли?..

     Тонька (берет Надю за руку). Наденька, мы куликовская самодеятельность, мы доморощенные, но хотим-то мы настоящего, не рельсы. Разве не так?

     Надя. Слишком многого хотим. Страшно.

     Тонька. Если уж Елизар со своей рельсой рискует сухожилия растянуть или пуп надорвать, то настоящее-то, наверное, опасней. Выйдем через два часа на эту сцену... На сцену? Нет, на минное поле! Пройдем или взорвемся? Или аплодисменты обновленных куликовцев, или похоронный по Шекспиру жеребячий гогот. Рискуем... Или не хотите?

     Надя. Хочу. И боюсь теперь...

     Тонька. Только идиот без страха входит на минное поле.

     Надя. Ради возможного...

     Тонька. Не наверняка.

     Надя. Хочу!

     Тонька.

     Аминь, благие силы неба! Мне словами

     Не высказать блаженства своего. Оно вот здесь остановилось!..

     (Патетически бьет себя в грудь.)

     Надя. Да ну вас! Все кончаете смехом да издевочкой.

     Тонька. Я же скоморох, я же Тонька Пьяный.

     Надя. Ну, мне пора... Через час вернусь, чтоб переодеться, загримироваться и... на минное поле во всеоружии.

     Тонька. А мне так бы хотелось это время побыть с вами. Я бы распускал перед вами павлиний хвост, хвастался бы своим мужеством, считал себя умным и проницательным... Герой-любовник!

     Надя. В парикмахерскую надо забежать. Не может же Дездемона явиться с такими вот куцыми косичками. И обещали достать кружева, а то уж очень простовата ночная сорочка знатной синьоры. Маме хочу телеграмму послать. Когда у меня хорошо на душе, всегда пишу маме, хотя бы два слова... И еще... Еще что скрывать, мне лучше не торчать здесь.

     Тонька. Почему?

     Надя. Здесь меня найдет Жорка. В последнее время бесится. Еще скандал устроит перед самым-то спектаклем. А так, пусть-ка отыщет.

     Тонька. Давно не решался спросить...

     Надя. Почему - с ним?

     Тонька. Что общее?.. Вы и самый оголтелый в Куликах человек, дважды сидевший в тюрьме за поножовщину?

     Надя. Вы же представляете, что такое деревня Прокошиха?..

     Тонька. Зимой волки под окнами воют в сугробах.

     Надя. Волки не волки, а ветер воет, и кажется, что весь остальной мир с городами, с огнями, с театрами - дальше звезд, на других планетах. Вот где вспоминаешь Ирину из «Трех сестер». У Ирины - беда: «В Москву! В Москву!» В своем городишке, видишь ли, задыхается. А у нее добрые сестры рядом, гости каждый день, и Тузенбах в нее влюблен, милый, образованный, руку, сердце, состояние предлагает. Как бы эта Ирина запела в Прокошихе? Там на всю деревню всего один жених - Венька Рюхин, мой Тузенбах. По прокошинским взглядам - жених что надо: механизатор, большие трудодни огребает, не пьет, смирный. Ох, какой он смирный! Пень пнем. Может целый день сидеть, моргать рыжими ресницами и молчать. Сама станешь деревянной.

     Тонька. По-онятно.

     Надя. И уж охватывало - не ухнуть ли замуж за этого Тузенбаха. Одеревенею, а что делать? Тут-то и прикатил Жорка. Знала, что он за птица, отвернулась, пугал- не испугалась...

     Тонька. И стал почтителен...

     Надя. Стал. Он хоть живой, от него люди в страхе шарахаются... Бугримова львов приручает. Деревянный Венька страшней куликовского льва. Спасибо Жорке, а теперь - мимо, как и Венька.

     Тонька. Ну, так просто мимо Жорки не пройдешь. Хищник с мертвой хваткой.

    Надя. Стряхну. Я теперь все могу. Даже на минное поле...

     Тонька. Все равно берегитесь бешенства.

     Надя. Не будем сейчас еще и об этом думать. Главное- встретила вас, очнулась, кончилось древесное состояние. Даже геройства хочется - на минное поле... Ну, побежала... Через час. (Убегает.)

     Тонька (стоит в задумчивости. Длительная пауза).

     Она меня за муки полюбила,

А я ее - за состраданье к ним.

    Старый ты дурак!

    К тому же счастливый.

     Самый гнусный вид дураков.

     Взбредет же такое.

     Охмелел, кандидат в куликовские Отеллы.

    

    Деловито входит Елтухов. Он празднично наряден - черный, с иголочки костюм, белоснежная сорочка, галстук, из нагрудного кармашка торчит уголок платочка, столь же белоснежного. Под локтем толстая книга.

     Елтухов (зябко поеживаясь). Свежо. Зря внизу пальто снял. А ведь приказал натопить до полной нормы! (С широким взмахом, не без театральности протягивает руку Тоньке.) Ну! Антон Каллистратович!

     Тонька (в тон). Ну! Иван Фомич!

     Елтухов. Скоро пробьет решающий час. Дождались!

     Тонька. Кому как пробьет - бабушка еще надвое гадала.

     Елтухов. Без паники! Без паники! Как сказал Вильям Шекспир: «Натянут лук - не стой перед стрелою!»

     Тонька. Ого! И вас Шекспир зашиб?

     Елтухов (гладит книгу). Не расстаюсь. Грешен, даже у служебного времени по минутке отхватываю. В служебное лучше идет, дома после обеда в сон клонит. Не все проникает сразу, но нутром чую - колосс! Гигант! Мировой масштаб!.. Так вот, Антон Каллистратович: «Натянут лук!» Пронзим куликовского зрителя.

     Тонька. А если этот зритель придет пообедавши, и его тоже в сон клонить станет - увязнет наша стрела.

     Елтухов. Примем меры, примем меры. И зрителя нельзя пускать на самотек. (Гладит книгу.) Просвещаюсь. «Отелло» от начала до конца проштудировал. Жаль, жаль, что кусочек даем...

    Тонька. Содержание расскажем. Все будет понятно.

     Елтухов. Содержание - что? Это вроде сухой сводки - мол, доносим, сработано и отгружено. Не впечатляет. В натуре совсем по-иному выглядит. В натуре бы «Отелло» от начала до конца, не сводочкой.

     Тонька. Лиха беда - начало.

     Елтухов. И это верно. Еще развернемся, с первой буковки до последней точки наглядно покажем. Тогда... (Не без смущения, нагибаясь к Тоньке.) Тогда, Антон Каллистратович, к тебе просьба... личная... Не отказать прошу - и мне роль.

     Тонька. Да ну?

     Елтухов. Не то чтоб большую, но серьезную... Это очень важно в глазах общественности: сам Елтухов, не спиной к искусству, в глубь влезает, не чужд. Прошу... дожа венецианского мне поручить. Дож - как-никак лицо руководящее, не зазорно.

     Тонька. Тогда берегитесь. На репетициях буду с вас снимать кудрявую стружку. Сами меня назначили главным режиссером.

     Елтухов. С глазу на глаз... Отчего же, здоровая критика сверху. Вы мне тогда прямое начальство - приму, критикуйте. Положено.

     Тонька. Шекспир, ты, кажется, всерьез завоевываешь Кулики.

     Елтухов. Вот ведь, Антон Каллистратович, казалось бы, чего не хватает Елтухову? Авторитета? Почета? Уважения? Первое лицо в Куликах, по области известен, планы по деловой древесине у него тютелька в тютельку укладываются. И живу с удобствами, и семья у меня дружная, дочки в институтах учатся. Чего не хватает, все вроде есть. И чувствовал - недоставало. Да!

     Тонька. Да-а.

     Елтухов. Зачем бы мне сейчас так рано являться. Нет нужды - все на нужные рельсы поставлено. А сижу в кабинете, и стул подо мной горит, сорваться хочется. Елизар этот пришел - ковер взять. Я ему - бери, друг, свертывай, а сам вскочил да рысью сюда...

     Тонька. Иван Фомич, не продолжайте.

     Елтухов. Это почему же? Или слова мои тебе не нравятся?

     Тонька. Нравятся. Расплакаться боюсь. Так растрогали.

     Елтухов (подозрительно приглядываясь). Гм... Артисты. Пойми, что у них на уме. Вот и Дездемона в прошлый раз меня в глаза назвала: «Наш капитан». Как это понять? Капитан - по армейским званиям чин не очень высокий, в моем подчинении и майоры в отставке работают.

     Тонька. Под флагом Шекспира мы в плаванье отправились, без такого капитана давно бы на мель сели.

     Елтухов. Ох, и хитры! Ох, за полушку покупаете Елтухова! Полюбил вас, артистов, вместе с Шекспиром... (Гладит книгу.) Да, я тут внимательно вчитался - Шекспир пишет: Дездемона женщина наилучшего фасону. А наша... Ростику маленького, фигурой не выдержана и по лицу, прошу прощения, конопушки. Не является ли это отступлением от Шекспира?

     Тонька (сурово). Но ведь вы видели ее, когда она играет?

     Елтухов. Об игре худого слова не скажу...

     Тонька. Видели ее в игре? Елтухов. Не раз.

     Тонька. И не заметили...

     Елтухов. Чего именно?

     Тонька. Что она в это время ростом становится выше, лицом белей, веснушки исчезают, как будто их никогда и не было.

     Елтухов. А ведь верно... Ростом... Лицом... Верно! Разве такое бывает?

     Тонька. У артистов бывает. Артист может стать прекрасным, может - уродливым, дряхлым стариком и молодым.

     Елтухов. Где вас понять простым людям... И еще одно, Антон Каллистратович, щекотливое... Прячься не прячься, а не избежать выяснений... Простые-то люди по Куликам говорят...

     Тонька. Не жду ничего хорошего...

     Елтухов. Хорошего мало. Поговаривают, что того... Отелло и Дездемона под крышами Дома культуры шуры-муры промеж себя разводят. И уж совсем худо: мол, Елтухов эти шуры-муры покрывает.

     Тонька. Та-ак. Первое облачко.

     Елтухов. Я понимаю - артисты. Им без вольностей никак. У них с бытовым вопросом, сказывают, очень даже свободно.

     Тонька. Первое грязное облачко! Как бы оно не затянуло все небо.

     Елтухов. Люблю артистов, но чтоб мое честное имя тут шили - не потерплю! Я же у всех на примете, к тому же женат, дочек взрослых имею. Так что если вы тут слишком сыр-бор раздуваете - берегитесь!

     Тонька (указывая на книгу в руках Елтухова). А читали ли вы «отелло»? Сомневаюсь уже.

     Елтухов. Какое имеет касательство?

     Тонька. Прямое. Яго помните?

     Елтухов. Прекрасно помню. Мерзавец, склочник, каких мало!

     Тонька. Почему же мало? Сейчас! В наших Куликах!

     Елтухов. Не преувеличивать, товарищ Лаптев, не преувеличивать.

     Тонька. Сегодня они распускают слух, что Тонька Лаптев соблазняет девицу, и Елтухов этому верит. Завтра они распустят, что сам Елтухов связался с молоденькой...

     Елтухов. Но-но! Какие основания?

     Тонька. А тому Яго нужны были основания? Распустят без основания, и тогда доказывайте, товарищ Елтухов, что вы не верблюд. Области, Куликам, собственной жене...

     Елтухов. Никто не поверит!

     Тонька. Почему же? Вы-то поверили сейчас. Другие что, вас проницательней?

     Елтухов. Мда-а...

     Тонька. И не хмурьте грозное чело - не поможет.

     Елтухов. Пусть-ка попробуют!

     Тонька. А что вы сделаете? Рот шептунам заткнете? Приказ издадите - не сметь верить?

     Елтухов. Мда-а...

     Тонька. Хозяевами и над вами, и над Куликами окажутся - ложь и клевета.

     Елтухов. Ах, черт! Уел!

     Тонька. Первое ядовитое облачко! Грязные тучи навалятся на Кулики. Долго ли задохнуться в них новорожденному Шекспиру. Страшны Яго!

     Елтухов. Не дозволим задохнуться! Слово Елтухова! Уж я придумаю, какие меры принять... (Обнимая за плечи.) Я ж ведь верил-то так, не очень... Если б очень, тогда и разговор иной, без обиняков.

     Тонька. Верил, но не очень... Не возмущался, не негодовал, все-таки верил. Живите, куликовские Яго, распускайте на здоровье слухи...

     Елтухов. Кончим, кончим! Принял критику! И не бойтесь, с Елтуховым не пропадете... Елтухов все может. Вот костюмы, говорили, не достанем. А какой костюм тебе соорудили - самый средневековый, в глазах ломота!

     Кто его организовал? Ради этого средневекового я все Кулики заставил хороводы водить... Да, а как он на тебе сидит? Еще не видел. Ну-ка, пойдем наряжаться, оценим, так сказать, в натуре.

     Уводит Тоньку за плечи.

    

    Входит Костя, оглядывается, быстро идет к зеркалу, глядится в него, принимает позы - героические, печальные, угрожающие.

     Костя. Н-ну, е-еще... М-м-методом Де-демосфена... (Достает что-то из кармана, засовывает в рот, становится в позу, читает с набитым ртом.)

     Пыть или не пыть? От в чем опрос!

     Шо плакаротнее: фносить ли кром и фтрелы

    Проштуюшшей футьбы...

    

    Появляется Елизар со свернутым ковром на плече, сбрасывает его

     на пол.

    

    Елизар. Ух, черт!.. Гляди-ка, тяжесть приличная... Ты чем там давишься?

     Костя. Нишем.

     Елизар. Ну-у... Как ее?.. Дикция у тебя...

     Костя (освобождая рот). Тэ-тэ-тренируюсь!.. М-ме-тодом Де-де-демосфена!

     Елизар. Чем? Костя (протягивая ладонь). В-вот.

     Елизар. Шарикоподшипники.

     Костя. Ка-камни... Д-де-демосфена!

     Елизар. Какие камни? Не заливай. От коренных подшипников трактора «С-80».

     Костя. Д-дем-мосфен... в-великий д-древний оратор... был за-за-за... Ах, черт!.. За-за...

     Елизар. Ну, вроде тебя.

     Костя (кивает). И-из-излечился.

     Елизар. Чем? Подшипниками?

     Костя. Т-т-тогда по-одшипников не было! Ка-ка-камни в рот клал.

     Елизар. Сказки.

     Костя. С-ска-казки!.. А с-слушай! (Читает ясно, с выражением, без запинки.)

     Быть или не быть? вот в чем вопрос!

     Что благороднее: сносить ли гром и стрелы

     Враждующей судьбы, или восстать

     На море бед и кончить их борьбою?..

     Н-ну, к-как?..

    

    Елизар. Гляди ты! Шарики помогли.

     Костя. Д-демосфен!.. Ос-свою ди-дик-цию! А-артис-том буду! С То-то-тонькой Гa-амлета сыграем!

     Елизар (сочувствующе). Ты шарики изо рта не вынимай, или стихами все время шпарь.

     Костя. Быть или не быть? вот в чем вопрос!..

     Елизар. Видишь, как стихи, так все нормально. Подшипники, видать, только под стихи идут.

    

    Пятясь задом, входит торжествующий Елтухов.

    

    Елтухов. Внимание! Внимание!.. В сторонку, граждане, очистим место! (С гостеприимно широким жестом, обращаясь в сторону кулис.) Прошу!

    

    Вельможной походкой вступает Тонька в пышной одежде Отелло.

    

    Елтухов. Что? Знай наших!

     Костя. Ве-ве-великолепно!

     Елтухов. То-то! А чья заслуга?.. Еще не все. Мы еще физиономию измажем, так, чтоб с глянцем, как хороший сапог! Чтоб мавр!.. Без обману.

    

Тонька важно прохаживается.

    Елизар. Серьезный вид.

     Елтухов. Вот ежели б ему и твою фигуру... Вот ежели б ты не только рельсы гнуть мог...

     Елизар. Потренироваться мне, что ли... С шариками...

     Костя. Лу-лучше с рельсой.

    Голос из-за сцены: «Разрешите?»

    Елтухов. Ага, это Сивоус. Я его вызывал... (Тоньке.) Встань на виду, чтоб видели и проникались... Входи! Входи!

     Входят Сивоус и Рябцов.

     Сивоус. Здравия желаю.

     Елтухов (указывая на Тоньку). Видишь?

     Сивоус. Так точно. Давно знакомы.

     Елтухов. Не-ет, еще не знаком, еще узнаешь. Вникай! Шуточками занимаемся или серьезным делом?

     Сивоус. Так точно, серьезным.

     Елтухов (Рябцову). А ты что скажешь?

     Рябцов. Вы, Иван Фомич, несерьезности не потерпите.

     Елтухов. Не терпел и не потерплю!.. Но что, ежели некоторые несознательные граждане несерьезно отнесутся, наше начинание сорвут?

     Сивоус. Никак недопустимо.

     Елтухов. Именно! Вот и слушай. Сивоус: организуешь им полный успех! Чтоб зрители не просто глазели, а участвовали в культурном мероприятии - хлопали! Аплодисменты организуешь, овации! Ясно?

     Сивоус. Слушаюсь.

     Елтухов (Рябцову). А ты... Ты срочно организуешь цветы...

     Рябцов. Какие. Иван Фомич?

     Елтухов. Не простые. Рябцов, не простые - цветы с энтузиастами... Как только артисты кончат играть, раскланиваться станут... (Сивоусу.) Под аплодисменты, конечно... Пусть энтузиасты заранее запасенные цветы на ч сцену кидают. Ясно?..

     Рябцов. Будет сделано, Иван Фомич.

     Елтухов. Да смотри у меня, чтоб тяжелых предметов в цветы не совали. Кому-нибудь в дурную голову придет старый гаечный ключ в цветочки сунуть, чтоб цветочки лучше летели... Эту рационализацию - запретить! Ясно?..

     Рябцов. Ясно, Иван Фомич...

     Елтухов. Значит, за тобой - аплодисменты, за тобой - цветы. Чтоб успех полный! Под вашу личную ответственность. Смотрите у меня, если сорвется...

     Тонька. Вот это да! Мой успех, оказывается, не от меня зависит, от товарища Сивоуса.

     Елтухов. Нельзя пускать на самотек. Нельзя! (Сивоусу и Рябцову.) Все! Действуйте!

     Сивоус и Рябцов уходят.

     Тонька. А все-таки, Иван Фомич, положитесь на нас, как-нибудь мы сами, без Сивоуса...

     Елтухов. Как-нибудь - не должно нас устраивать. Как-нибудь - это самоуспокоенность, дорогой Антон Каллистратович, товарищ Отелло!

     Тонька. Выходит, и тут больше верите Сивоусу, чем мне?

     Елтухов. Сивоус еще ни разу не подводил меня, а ты, брат, не скрою - темная лошадка... Я сейчас пойду и еще кой-кого проинструктирую. (Уходя, через плечо.) Самотек - сам Вильям Шекспир, наверно, не одобрил бы. (Уходит.)

     Костя. Т-тонька... слушай!

     Быть или не быть? вот в чем вопрос!

    Что благороднее: сносить ли гром и стрелы

Враждующей судьбы или восстать
На море бед и кончить их борьбою?..

     Н-не за-за-за... Ах, черт! Н-не заикаюсь!

     Елизар (начиная расстилать ковер перед ложем Дездемоны). Шарики. Великое дело.

     Костя. М-метод Д-демосфена!

     Врывается Жорка Шармак, он в распахнутом шоферском ватнике, с растерзанным воротом рубахи, глядит бешеными глазами на Тоньку в пышной одежде венецианского генерала. Длительная пауза. Только Елизар, кинув косой взгляд на Жорку, продолжает расправлять ковер.

     Жорка. Ты! Падло! Вырядился! (Делает таг на Тоньку.)

     Тонька. Руками не касаться. Глядеть издали.

     Жорка (задыхаясь). Ты! Попка! Издаля на тебя! Руками не касаться! (Рванулся.) Задавлю, гад! Вып-пат-рошу! Перья полетят!

     Тонька (свысока, вельможно, под стать своему наряду). Еще одно слово, и тебя вышибут, смерд!

     Жорка. Где Надежда Сергеевна, кусошник?

     Тонька. Скоро увидишь... На сцене.

     Жорка. Я сам ее привел! Сам!.. (Сильней и сильней закипая, до истерики.) Думал - к людям! В бла-ародное общество! Над Жоркой смеются, на Жорку пальцами указывают - Тоньке Пьяному услужил! Пожалте, Тонька, вам - мерси. В постельке с Дездемоной!..

     Тонька. Опомнись, болван! Какая постелька?

     Жорка. Ха! Христосик! О чем шмон? Мы не знаем! Мы - чистенькие!.. Ты! Сук-ка в перьях! Не слышал - звонят в Куликах? Каждый пацан стучит - Тонька снюхался... Да ты знаешь, что такое Надежда Сергеевна для Жорки? Жорка баб и девок перебрал - столько на твоей башке волос нету! Направо-налево Жорка помахивал женским полом! В первый раз в своей загубленной жизни Шармак святое чувство в больное сердце врезал. Дышать на нее боялся, только глядел издали... И кто! Кто! Ателла сопливый, доходяга!..

     Тонька. Слушай ты, урка-Аполлон, что тебе от меня надо?

     Жорка. Тонька!.. (Умоляюще.) Ты же старик для нее. Ты же меня на двадцать лет старше! Ты прокуковал свое,

     Тонька! А я к ней - святое чувство. Я с ней линию свою выправлю, работать честно стану, пить, гулять - завяжу! Добром прошу, Тонька. Другом твоим по гроб жизни буду! Ты же человек, никто этого не знает. Законный! В тебе совесть живет...

     Тонька. Слушай, влюбленный урка, все никак не пойму - что тебе от меня?..

     Жорка. Не становись промеж нами!

     Тонька. Отдай Надежду Сергеевну? Так?.. Но она же не моя. Она - собственная. Ей объясни, чтоб твою линию выправила.

     Жорка. Где она?

     Тонька. Ушла, не отчиталась.

     Жорка. Знаешь, сука, говорить не хочешь... Добром прошу - где?

     Тонька. Пожалуй, знаю, да не скажу.

     Жорка. Скажешь, гад!

     Тонька. Сказал бы, да ты перед самым выступлением клещом на ней повиснешь - изведешь, растравишь. А ей играть. Нет!

     Жорка. Не играть тебе с ней! В постельке перед народом... Не будет! Где?..

     Тонька. Нет! И пока спектакль не начнется - не ищи.

     Жорка. В последний раз, Тонька, в последний раз...

     Тонька. Не пугай. Знаешь, что не поможет.

     Жорка. В самый последний!.. Мне - все одно. Мне без Надежды Сергеевны не жить... (Сует руку в карман, идет на Тоньку.) Считаю: раз!.. Два, гнида!.. Ну?..

     Тонька берет меч, прислоненный к ложу Дездемоны. Тонька. Что ж ты?.. Скажи - три... Молчишь?..

     Жорка топчется и не подходит.

     Рискни, Жорка. Ах, тебе ответить могут. Боишься, куликовское пугало? А давно пора Куликам очнуться и тебя с огорода вынести. Вынесут, Жорка, скоро, вместе с другим дерьмом... на свалку.

     Жорка. Брось квач, сука! Искалечу!..

     Тонька. И не только искалечишь, но убьешь... если брошу. А ты так попробуй.

     Жорка делает вид. что бросается. Тонька дергает с силой меч, и в его руках оказывается отломившаяся от ножен ручка.

     Жорка (торжествующе). А-а!.. Игрушечки играешь... Покупаешь простаков за полушку... И Жорка поверил... А ну ты! Попой свои песенки. Ну-ка, кто раньше на свалку?.. (Мелкими шагами приближается к Тоньке.) Считаю, падло! Раз! Два!.. На колени перед Жоркой. На колени, дерьмо в перьях! Может, Жорка тогда помилует...

     Костя (бросается к Жорке, сильно заикаясь.) Н-н-не-не-не...

     Жорка (Косте). И ты!.. Смерти захотелось?..

     Елизар (берет Жорку за плечо, швыряет к выходу.) Ну-ко!

     Жорка (вскакивая). Вс-сем потроха выпущу!

     Костя. Н-нож!

    Елизар (наступая на Жорку). Спрячь! Уложу!

    

Жорка сует руку в карман, озирается.


    Елизар. Ну, так-то... А теперь - валяй, валяй, не дыми.

     Жорка (под напором Елизара отступая). Эй, Тонька! Не жить тебе! Помни Жорку Шармака! Сегодня вывернулся- завтра найду!

     Елизар. И не дергайся, не дергайся!.. Пока перышко вытащишь - уложу.

     Жорка (Тоньке). Игрулька ваша не вытанцуется. Ателла-Дездемона!.. Не будет! Найду Надежду Сергеевну! Из-под земли вырою! Ты, а не Жорка - раньше будешь на свалке!..

     Елизар. Катись! Катись!.. (Выпирает Жорку.)

     Короткая пауза. Костя (диким голосом).

    Быть или не быть? вот в чем вопрос!

     Что благороднее: сносить ли гром и стрелы

    Враждующей судьбы или восстать...

     Ух-х! П-прошло... Д-думал, с-совсем сорвал т-тренировку по Де-демосфену...

     Тонька (разглядывая сломанный меч). Обыкновенная бутафория... Нет! Не пугало, не бутафория - всамделишная гадина. Кто знает, на что он способен.

     Елизар. Ты теперь меня держись. Со мной не тронет.

     Тонька. Не за себя боюсь.

     Костя. Ее н-не... н-не посмеет!

     Тонька. Посмеет, Костя... Не бутафория.

     Елизар. Со мной держись. Со мной ему - кишка тонка.

     Костя. Л-л-любит ее.

     Тонька. Что может любить такой человек?.. А ее что-то долго нет, пора бы уж...

     Елизар. Ну ей - рад бы помочь, да как?.. Держись, мол, за меня... Что я?.. Только рельсы гну, силовой .; номер.

     Тонька. Не надо бы мне отпускать ее отсюда...

     Костя. Бо-боится ее...

     Тонька. Такие-то от страха и творят дела. Только страх ими и двигает... Ладно, ребята. Мне гримироваться пора. Белый мавр, Тонька Лаптев, станет черным мавром.

     Но, как мое лицо, оно теперь Испачкано и чернотой покрыто...

     Весь черный от этой милой встречи...

     У выхода сталкивается с Капой. Она в одежде Эмилии, жеманно приседает перед Тонькой, поворачивается.

     Капа. Ну как, Антон Каллистратович?

     Тонька. Неузнаваемы! Я бы сказал - вы слишком хороши для Эмилии.

     Капа. Играла прежде только чересчур глупых старух... (Передразнивает себя старушечьим голосом.) «Чи-час, батюшка... ну, пиши... О здравии рабов божьих...» Ах, да! Надо прогнать от клуба одну старуху, толстая такая, с авоськами. Говорят, та самая, что в Дездемоны лезла... И куда только милиция смотрит?.. Ходит и всем рассказывает, что нагишом в постели Дездемона играть собирается, что мы будто бы - язык не поворачивается!-самое неприличное показывать собираемся. Куда только милиция смотрит!

     Тонька. Еще один рядовой солдат местного ополчения против Вильяма Шекспира. И Жорка Шармак где-то сейчас мечется, роет землю... Не легко же входит Шекспир в Кулики!

     Костя. У-ул-уладится! Б-будь спокоен.

     Тонька. Успокоюсь, когда увижу Дездемону. Ее нет и нет...

     Уходят все кроме Капы.

     Капа (подходит к зеркалу, придерживая юбки, приседает сама себе, поправляет жабо, выпушки на рукавах).

     Слипикрм хороша для Эмилии. И в самом деле, разве у меня хуже бы получилось?.. (Читает кокетливо.)

     И все-таки ты страшен мне, Отелло!

     Ты гибелен!..

     Дальше забыла. А совсем неплохо... Дездемона девалась куда-то... И что в ней все находят?.. «Смиренная и скромная девица...» (Подходит к ложу, заглядывает внутрь.) Фи! Подушек не нашли получше. Словно ими пол вытирали. Фи!.. (Лезет внутрь, ложится, принимает сановитую позу. Кокетливо.) «И все-таки ты страшен мне, Отелло! Ты гибелен!..» А ну задернемся, чтоб ничего не видеть. Отгородимся от всего мира... (Задергивает занавески. Из-за занавесок.) «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» (Сладенько.) «Да, милый мой...» Кто-то идет. Ох, беда!.. (Снизу из-за занавесок показывается нога Капы в белом чулке и башмаке.)

     Входят Свищев, Кучкина, Рябцов.

     Свищев. Землетрясение! Войну объявили! Сберкассу обворовали! Кулики с утра гудят.

     Кучкина. Как-никак событие для нас.

     Нога Капы медленно прячется за занавесками.

     Свищев. Событие?.. Конечно, конечно! Тут одна женщина толкается. Стоило бы ее послушать. Убеждена, что постановка будет самая непристойная. Прославленная Дездемона явится перед публикой в самом, так сказать, натуральном виде. Событие... Кулики гудят. Кулики, извиняюсь, клубнички ждут.

     Кучкина (со вздохом). Что-то будет, что-то будет?..

     Свищев. Скандал, смею вас уверить, и грандиознейший...

     Рябцов. Да уж точно. Прославимся на всю область.

     Свищев. Велик Шекспир, кто в этом сомневается. Но из великого-то всякое можно выдернуть. Постельку выдернули, с удушением.

     Кучкина. Ах, мне все равно! Устала...

     Свищев. Как все равно! Спекуляция на великом Шекспире! Искусство пачкают! Святое святых!

     Кучкина. Ах, плевать. Мне-то что... Устала я от вашего искусства. Я от него завсегда мигрени подвержена.

     Свищев. Вот насмотрится рядовой куликовский житель, как в постельке удушение... И когда-нибудь, подвыпивши и повздоривши с законной супругой,- решится... Отелло дозволено, а почему, мол, мне нельзя. И с пьяных глаз от такого искусства свою Клавдию Петровну в постельке- хрип, хрип... Тогда как?

     Рябцов. Прославимся. Загремим по области.

     Кучкина. Ах, мне все равно... Иван Фомич допустил, а мы люди маленькие. С Ивана Фомича и спросят.

     Свищев. Ход не хитрый, Анна Максимовна. Отнюдь. Позвольте, мол, дорогой Иван Фомич, спрятаться за вашу широкую спинку. Мы люди маленькие, темные казначейские билеты от банковских не отличаем. А Иван-то Фомич скорей всего обернется да перстом укажет: я, Елтухов, не каждой дыре затычка, кто за культуру отвечать должен? Кого, извините, за мягкое место возьмут - Ивана Фомича или вас, Анна Максимовна? Стрелочник всегда виноват - иль забыли это?

     Рябцов. Судом пахнет.

     Кучкина. О господи! Надо было этому Шекспиру на мою голову свалиться! Напасть, да и только.

     Свищев. Не кощунствовать! Не кощунствовать, Анна Максимовна! Не позволю при мне порочить славных представителей мирового искусства - будь то Шекспир, или Чехов, все равно.

     Рябцов. Запорочишь, когда гром грянет. Тебе, Свищев,- что? Ты в сберкассе работаешь, никакого начальства рядом, гром загремит - отсидишься себе. А вот Кучкина на прицеле, да и я тоже стрелочник под Иваном Фомичом.

     Кучкина. Что я-то? В чем провинилась? В том. что сил у меня нет Ивана Фомича за руку схватить, остановить- не смей! Если б не он, Тонька и на порог в наш клуб не ступил, поперек легла, не пустила бы...

     Рябцов. Уважаю Ивана Фомича, по любому слову его--готов! Но он уж совсем... свихнулся на старости лет. Тонька Пьяный меня при всех Дездемонах опозорил, а я должен этому Тоньке цветы организовывать. Цветы и чтоб без тяжелых предметов!..

     Свищев. А не перейти ли нам от слез к делу. Не пора ли нам пораскинуть мозгами, чтоб - надежно, выгодно, удобно! - все удовольствия с гарантией. Сообщи, Рябцов, что задумал.

     Рябцов. Мне цветы нужно организовать. Раз приказано- организовал... Свищев. Да не о цветах! О существенном!

     Рябцов. Цветы - пожалуйте! Но можно и другое... Ха! Цветочки!.. Жорка Шармак обижен... У Жорки компания... Да ты, Кучкина, их хорошо знаешь.

     Кучкина. Век бы их не знать.

     Свищев. Обстановочка изменилась, Анна Максимовна, теперь на них стоит другими глазами поглядеть,

     Рябцов. Я с Жоркой еще утром перекинулся парой слов... Утром он еще говорить по-человечески мог, теперь совсем свихнулся на почве отчаянной любви к Дездемоне... После моего инструктажа Жорка своим ребятам твердую установку дал. Как игра начнется, как этот Отелло к Дездемоне полезет целоваться - а у них это, сами знаете, запрограммировано! - шум! Погромче!.. Сивоус пусть себе аплодисменты оформляет. Я, как положено.- цветы... Указание-то мне дано, не выполнить никак не могу. Мы свое оформим, а Жорка - свое: свисточки, палки-елочки, может, и тяжелые предметы...

     Свищев. А чтоб Жоркино оформление прозвучало, помочь надо, Анна Максимовна.

     Кучкина. Так это же скандал! Так это же на мою голову!..

     Свищев. А что вам выгодней, Анна Максимовна,- скандальчик семейный, который дальше Куликов никуда не уйдет, или - скандал в областном масштабе? За этот скандальчик вас только пропесочат, а за тот, как знать, как знать...

     Кучкина. Ох, уж не знаю. Иван-то Фомич...

     Свищев. Иван Фомич при большой беде руки умоет.

     Кучкина. Ох, не знаю... Делать-делайте, а меня не трогайте. Ничего не слышала, ничего не видела.

     Рябцов. Э-э, так, дорогуша, не пляшут. Ничего не слышала, ничего не видела, а как Иван Фомич за бока возьмет - все слышала, все видела, на нас свалишь.

     Кучкина. Чего вам от меня нужно?

     Рябцов. Чтоб ответственность несла и равную долю. Мы толкай, а ты - в тени. Не вытанцуется!

     Свищев. Скромность украшает человека. Но не всегда, Анна Максимовна! А потом, надо помнить: мы - не Жорка Шармак, не из шкурнических интересов, ради высокого. Нас потом, быть может. Иван Фомич благодарить будет.

     Кучкина. Что нужно-то от меня? Свище в. Ерунда, Анна Максимовна, сущая ерунда. Зал-то, надо ждать, будет полон...

    Кучкина. Да уж проходу нет, каждый норовит билет у меня выклянчить.

     Свищев. И надо ждать. Сивоус, кому Иван Фомич приказал обеспечить успех,- настороже, постарается не пустить Жоркиных корешей, всеми силами будет держать их на прицеле. Не так ли?..

     Кучкина. Ох уж, не знаю...

     Свище в. Нельзя допустить это, Анна Максимовна! Места обеспечьте.

     Кучкина. Да мест и так мало. Иван Фомич два первых ряда приказал забронировать.

     Свищев. Он для своих целей забронировал, а вы ради общей, так сказать, идеи...

     Кучкина. Не знаю... Каждое место на счету.

     Рябцов. Не крути, не крути, Кучкина!

     Свищев. Сделаешь, Анна Максимовна, сделаешь! Не можешь отказать... И чтоб не кучей сидели, не на парадных рядах, а по всему залу - там двое, там трое... Чтоб с разных сторон неслись их голоса, чтоб каждый понял - весь зал в негодовании.

     Рябцов. Голос масс во всю силу.

     Кучкина. Право, не знаю...

     Рябцов. Да не трясись! Еще, может, и не понадобится все это. Еще Жорка самолично прикроет спектакль. Он сейчас Дездемону ищет. Если найдет - не выпустит. Без Дездемоны не разгуляются.

     Свищев. На других надейся, а сам не плошай - народная мудрость. Так что... (Умолкает.)

     Занавески кровати распахиваются.

     Капа (Свищеву). Вы!.. Вы!.. Какой вы!.. (Топает ногами, кричит.) Негодяй! Подлец!.. Все негодяи! Все!..

     Бежит к выходу.

     Свищев. Капитолина Васильевна! Одну минуточку, Капитолина Васильевна!.. Вы не должны!.. Убежала... Храните деньги в сберегательной кассе - надежно, выгодно... Кто знал, что здесь крыса в норе...

     Рябцов. Ну-у, гори-им!

     Свищев. И уж все превратно поняла... Надежно, выгодно... Мы же не ради личного... Высокие цели...

     Рябцов. Го-орим. как свечечки!

     Свищев. Надежно, выгодно... Представляю - вообразила... Куцый мозг...

     Рябцов. Иван Фомич уже здесь. К нему, сучка, кинулась. Ка-ак свечечки копеечные...

     Кучкина (опомнившись). Я!.. Я полностью согласна с Капитолиной Васильевной!.. До чего вы достукались! До чего докатились! Стыдоба!..

     Рябцов. Мы докатились?.. А ты?.. Шалишь, бабушка, не выкрутишься!

     Кучкина. А я что?.. Я всей вашей затее - сторона! Без сочувствия! Все проявлю! Все выведу на чистую воду! Прав не имею молчать! Мой долг!..

     Свищев. Надежно, выгодно... Тьфу, привязалось!.. Уважаемая, не вопите. Вы были кровно заинтересованы в нашем мероприятии. Кровно!

     Кучкина. А докажите, докажите, что я с вами! Не докажете! Не давала вам своего согласия! Нет! Капитолина Васильевна все слышала. Слава богу, слава богу, она слышала - подтвердит!

     Рябцов. Заткнись! Гореть, так вместе!

     Кучкина. За ваши-то гнусности!.. Уж нет! Выведу перед Иваном Фомичом, не постесняюсь!

     Рябцов. Не выпляшется, мешок сала,- вместе! Мы оба в пятнышках, и у тебя рыльце в пушку. Фактически подтвержу... Он тоже подтвердит!

     Кучкина. А что он?.. А кто его слушать будет?.. Он же все и заварил! Я-то при чем? Никакой моей вины! Ни на капельку!

     Рябцов. Он заварил... Конечно... Я, болван, его песен наслушался.

     Свищев. Низкие люди! Валите! Валите все на меня!..

     Рябцов. Мы - низкие, а ты чище?

     Свищев (кричит). Не сметь! Не позволю! Не равнять меня с собой! У одного жалкая месть взыграла. Другая ради шкурного страха за тепленькое местечко!..

     Кучкина. Я из-за шкурного, а ты?.. Кто от зависти, словно червяк на сковороде, корчился? Тонька кого переплюнул?

     Свищев. Низкие люди! Вам объяснять, как Свищев любит сцену... Как он предан искусству! Нет! (Направляется к выходу.) С кем связался, Свищев? С кем связался!

     Кучкина (с бабьим воплем). Улизнет, батюшки! Улизнет, нас бросит! Ему - что? Не под Иваном Фомичом! В сберкассе своей отсидится!.. Ой, горемычные мы-ы!..

     Рябцов. Гореть, так коллективом...

     Свищев. Презираю!

    Кучкина. Мы останемся-а! Он смоется!

     Рябцов (загораживая дорогу). Не пущу! Я тебя, как вещественное доказательство!.. Свищев. Прочь с дороги!

     Рябцов. А по очкам, по очкам хочешь?

     Свищев. Прочь!

     Рябцов. К-как вещественное!..

Хватаются за грудки.

     Взывается Елтухов. За ним Тонька, уже загримированный под мавра. Капа. Костя, Елизар. Свищев и Рябцов опускают руки.

    

    Елтухов (властно). Ни с места!.. Спокойно! Спокойно! Без паники!..

    

    Длительная пауза. Свищев, Рябцов, Кучкина оцепенело стоят.

    

    Елтухов. Без паники. Начнем... (Опускается на стул.) Кучкина. Я все изложу... Я тут - сторона... Я как видетельница...

     Елтухов. Мал-чать!.. И без паники! Спрашивать уду я.

     Пауза. Елтухов снова вглядывается в каждого по отдельности.

     Елтухов (указывает на Свшцева). Ты!.. Ближе! (Свищев делает несмелый шаг.) Еще ближе... Еще!..

     Кучкина. Он главный... Я, как на духу...

     Елтухов. Мал-чать! (Свищеву.) Вот ты объясни мне... (Указывает на Тоньку.) Его не любишь - понятно. Обскакал на вороных. Меня... Молчать!.. Меня, говорю, не любишь - тоже понятно. Я - не тот сорт, не артист, натура грубая, древесиной занимаюсь. Нам нагадить - понятно. Но объясни, почему ты Шекспира так люто не любишь? А? Что Шекспир тебе, Свищеву, плохого сделал? Чем он тебе насолил?

     Свищев (с гневным трепетом). Иван Фомич!..

     Елтухов. По существу! По существу!

     Свищев. Я - человек скромный, но искусству предан! Да! И Шекспира люблю, и Чехова! Искусству - всей душой, как никто!..

     Елтухов. Значит, ты из любви?.. Новорожденного в Куликах Шекспира тайком... придушить... чтоб пикнуть не успел. Из любви?..

     Капа. Врет! Всем врет! Себе тоже! В душе правдивого места нет!.. И Чехова ты не любил. Пользовался, потому что красиво - артист, как же!..

     Свищев (почти в истерике). Ложь! Ложь! А что у меня в жизни, кроме Чехова? Сберкасса! С девяти утра до шести каждый день, каждый день год за годом - одно окошечко да рубли чужие. Не люблю?.. Ложь! Чехов от окошечка меня спасал, от рублей!.. Что у меня еще?.. Нету!

     Елтухов. Ну а ежели б Чехов, как Шекспир сейчас, поперек бы стал?.. Ты бы, любя, того... тайком от всех... без жалости?.. А?

     Пауза.

     Капа. Скажи, что нет! Скажи! Кто поверит? Молчишь! У самого язык не повернется!

     Елтухов. Я не артист. Я человек грубый, древесиной занимаюсь, но мнится мне бояться тебя надо, шарахаться.

     Свище в (в истерике). Презираю! Всех презираю! А судьи кто?.. Что вы мне!..

     Елтухов. И ежели кто услышит от тебя - люблю, брат, больше жизни,- бежать тому надо, опрометью, чтоб от этой любви не случилось чего... Чтоб ты любимого из-за угла втихаря не кокнул.

     Свищев. Думайте! Болтайте! На здоровье! Презираю! Всех! Древесные люди! Всех презираю!

     Елтухов. Меня, его, ее, Шекспира, Чехова, других - всех, словом. Один ты на свете почтенный человек... Скуден же мир.

     Свищев. Разве кто поймет, что и у Свищева душа!.. Да, душа - страдающая, ранимая, больная!..

     Елтухов. Может, и больная, да шибко вонючая. Иди-ка, друг, иди, не порти тут воздух. С тобой все!.. (Отворачивается.)

     Капа (Свищеву с презрением). Ком-ми-ческий талант.

     Свищев (хватается за голову). У-ууу!.. (Со стоном уходит.)

     Елтухов (Рябцову и Кучкиной). А с вами другой разговор. Ближе!.. Еще ближе... Еще!.. Вот так-то... С вами разговор не о Шекспире - обо мне... (Пауза. Рябцову.) Скажи, ты меня уважаешь?

     Рябцов. Иван Фомич, можно ли сом...

     Елтухов. Сильно уважаешь?

     Рябцов. Да я за вас...

     Елтухов. Ежели сейчас скажу: надень ночную бабью рубаху и выйди на сцену, сыграй Дездемону сыграешь?

     Рябцов. Всегда ваши указания, Иван Фомич... Сейчас готов, как могу...

     Елтухов (поворачивается к Кучкиной). А ты, если скажу - измажь сажей лицо, одень Отеллов плащик, играй,- сыграешь?

    Кучкина. Иван Фомич! Я - ни сном ни духом в этой компании...

     Елтухов. По существу отвечай! Если плясать прикажу - запляшешь?

     Кучкина. Воля ваша, Иван Фомич. Всегда по первому вашему слову...

     Елтухов (подымаясь со стула, очень серьезно). М-да-а... А ведь сделаете, что ни попрошу. Верны. (Разводит руками.) Что же это такое? Кто объяснит?.. И не лгут же, не кривят душой, по первому слову и в пляс, и в огонь. Верны! И втихомолку подсиживают! Меня! Елтухова!.. Значит, не верны, значит, нет уважения, ошибался я. Может, ненавидите даже? А?.. Молча ненавидите, в рот мне глядя! Да что вы за люди? Среди кого я живу?.. (Кричит на Рябцова и Кучкину.) Личину носите! Почему в глаза Елтухову не скажете - не хорош, с изъянцем! Не-ет. любящими прикидываетесь. Мне, может, дороже всего правду о себе знать. Я, может, и на самом деле с изъянцем. Мне не дерьмом быть охота - человеком!..

     Рябцов. Иван Фомич, я за вас... о Елтухов. Вранье!

     Кучкина. Я лично всегда высоко...

     Елтухов. Хватит притворяться!

     Тонька. А они не врут, не притворяются...

     Елтухов. Их?! Спасаешь?.. Тех, кто целится подсидеть!

     Тонька. Из уважения к вам подсиживали, из уважения к вам, Иван Фомич.

     Елтухов. Еще ты туману напусти...

     Тонька (Кучкиной). Сколько лет ты при Елтухове работаешь?

     Кучкина. Еще когда Иван Фомич заместителем были...

     Тонька (Рябцову). А ты?..

     Рябцов. Я еще простым прорабом... Всегда помню, что Иван Фомич меня выдвинул...

     Тонька (Елтухову). Слышали - вы выдвигали. И таких, кто вам впритирочку подходит, требовали с них - поступай, как мне, Елтухову, угодно.

     Елтухов. Ну и что из того? Не подходящих себе искать прикажешь, с кем не сработаешься?

     Тонька. Так вот они подходящие, любуйтесь! И верны, слов нет. Прикажете - этот Дездемону в ночной сорочке играть бросится, эта шаровары натянет, в пляс пустится. Верны, отзывчивы, души в вас не чают.

     Елтухов. И на тайное же предательство... Это-то как?

     Тонька. А что им делать, когда их обожаемый Иван Фомич сам себя предал.

     Елтухов. Н-ну-у! Еще того не чище. Я- сам себя. Они - нет, чисты. Я. сукин сын, сам...

     Тонька. А кто заявил, что Куликам без Шекспира - никак?

     Елтухов. Предательство?

    Тонька. Именно.

     Елтухов. Признать Шекспира, обогатиться, так сказать, культурно - предательство?

     Тонька. А можно ли обогатиться Шекспиром и жить по-старому? Мешать ведь Шекспир будет.

     Елтухов. Каким таким манером?

     Тонька (указывая на Кучкину). Вот как ей жить, когда в ее Дом культуры Шекспир влезет. Попробуй-ка с ним справиться. Он ведь потребует - таланты открывай, культурное развитие имей, историю знай, мозгами шевели. А где уж, темна, батюшка. Бежать из этого Дому, бежать!.. А вот он (указывает на Рябцова), как ему жить, когда в Куликах Шекспир угнездится? Шекспир-то заставляет - цени человеческое достоинство. А этого у него и в помине нет. Привык к «чего изволите?». Изволите, Дездемону в дезабилье из себя корчить стану. Вдруг да с Шекспиром откажутся в Куликах ценить «чего изволите». Тут уж не мечтай, по работе не выдвинут, отставку дадут. Как жить им?.. А их вы, Иван Фомич, подбирали, вы их воспитывали - ваши они, ваш кадр. И уважают они вас, крепко уважают, не сомневайтесь. Только вот беда, вы их предали... с собой вместе. А теперь негодуете: что, мол, за люди такие-сякие, нехорошие. Полно! Сами замешивали - ваше кровное, ругать некого.

     Пауза.

     Елтухов. Ну и ну!.. Елтухов виноват. Ну и ну!.. Елтухов всему причина!

     Тонька. Да неужели не нравится? Неужели не угодил?

     Елтухов. Хватит кривляться-то... Шути, да знай меру.

     Тонька. Я ведь только приятное вам хотел... Я ведь думал - стосковались вы по прямому слову, решил - дай выручу, скажу правду в глаза.

     Елтухов. Рас-пус-тил! Распустил я тебя! До чего дошло: палец покажи - руку отхватишь!

     Тонька (РяСщову и Кучкиной). Как вы мудры! Как мудры, что молчали! Я - простак. Преклоняюсь!

     Елтухов. Я к тебе с почтением - уважаю в тебе -артиста, ценю! В Отеллы тебя за уши вытащил, в средневековые костюмы обрядил. Ты... Ты в благодарность мне - грубости всякие. Ты не постеснялся на моей прошлой жизни крест поставить!

     Тонька. Отвернитесь от моей грубости, Иван Фомич. Отвернитесь к ним, тут вас никак не грубость - уважение ждет.

     Елтухов. Гм... Артист!.. Но все равно, дружок, не зарывайся. Незаменимых нет! Живенько подыщем подходящего, так, чтоб и к нам, и к Шекспиру, на обе стороны.

     Тонька. А может ли быть такой экземпляр, чтоб на обе?.. Свищев разве что, так почему-то его сами сейчас прогнали непочтительно.

     Елтухов. Гм... Возьми его за рупь двадцать

     .

Доносится далекий глухой шум.


    Елтухов. Что? Уже?..

     Кучкина. Уже, Иван Фомич. Собрались... Пора народ пропускать в зал.

     Елтухов. Что ж... (Оглядывается.) Ковры застелены, народ собрался, все готово. Раз Шекспир к нам идет, хошь не хошь, встречай как положено, гость высокий. (Кучкиной.) Марш! Выполняй обязанности пока... И гляди, своячков этих сговоренных не пропусти ненароком.

     Кучкина. Как это можно, Иван Фомич... Я - ни сном ни духом...

     Уходит.

     Тонька (в отчаянье). Где Дездемона? Народ уже собрался. Уже зал открывают! Где она?

     Елтухов. Дисциплинка. Распустил вас... Ничего, наведу глянец.

     Тонька. Елизар, пройдись по поселку, узнай - вдруг что случилось с ней!

     Костя. И я с ним. Б-бежим!

     Елизар и Костя уходят.

     Капа. Она на почту, кажется, зайти хотела. Выскочу, позвоню туда.

     Убегает.

     Елтухов (ворчит). Дисциплинка...

     Тонька (ходит в волнении, бормочет

     О, войте! войте! войте! Вы из камня-

     Из камня, люди!..

     Жорка Шармак - волком, волком по Куликам... «О, войте, войте, войте!..»

    Елтухов (Рябцову). Цветы организовал?

     Рябцов (радостно). Как сказали, Иван Фомич, все сделал.

     Елтухов. И без тяжелых предметов?

     Рябцов. Что вы! Чистыми цветами кидать будут.

     Тонька (ходит и бормочет).

     Из камня, люди! Если б я имел

    И столько глаз, и столько языков

    От слез моих...

     Из другой оперы шпаришь, Тонька. Не смей распускаться!

     Елтухов. Слушай, артист! Хочешь ко мне в штат? (Указывает на Рябцова.) Его сниму, тебя поставлю. Уважение его мне не нравится.

     Тонька. Не хочу.

     Елтухов. Что так?

     Тонька. Просто не подхожу. Всю жизнь в Куликах среди леса, а в деловой древесине так и не научился разбираться.

     Елтухов. А жаль, мы бы с тобой сработались... Мы вот что, новый клуб отгрохаем. С колоннами! Знай наших! И откроем его полным «Отелло», чтоб каждая строчка в натуре. Ты мне роль выделишь - венецианского дожа. Меня песочить станешь. Сейчас спуску не даешь, что потом будет... Все равно-согласен.

     За сценой глухой шум голосов в зале.

     Елтухов. Народ на месте, а Дездемоны нет. Эх, эти артисты!

     Тонька (с силой). Где?! Где?! Где?! Заблудилась Дездемона в Куликах.

     Елтухов. Новый клуб с колоннами... Но там я дисциплинку налажу. Наведу глянец.

     Тонька (не находя себе места).

     От слез моих, от стонов свод небесный

    Распался бы!..

Вбегает Костя.


    Костя (в ужасе, не может произнести ни слова). Ж-ж-жо-жо!.. Де-де-д-де!..

     Елтухов. Что?

     Костя. Жо-жо-ж-о!.. Де-де-д-дез!..

     Тонька. Она навек уснула...

     Елтухов (хватает за плечи Костю, трясет). Что случилось?! Что?!

     Костя. В-вон!..

Пятясь задом, входит Кучкина


    Кучкина (подвывая). Ба-атюшки! Беда-а! О господи! Беда-а!.. Да что же это такое?.. Злодеи-и!..

     За ней Капа вводит растерзанную Надю. Надя держится рукой за голову, на лице кровь.

     Тонька (бросается к Наде). Жива!

     Костя. Жо-жо-жорка!..

     Кучкина. Изверг проклятый! Да что же это?.. Война чистая!..

     Капа. У самого клуба схватил ее... При людях.

     Елтухов (кричит). Своими руками!.. Своими, бандюгу!..

     Тонька (усадив Надю на стул, отирая с лица кровь). Вы живы... живы... Все хорошо - вы живы... (Плачущей Кучкиной.) Бинты! Быстро!

     Кучкина. О господи! Бинты... Где-то были... Война , чистая.

     Бросается за кулисы.

     Елтухов. Где он?! Сбежал? Догнать! Доставить! Сивоуса мне!..

     Капа. Елизар схватил - не вырвется. Там и Сивоус сейчас... При народе ее...

     Елтухов. Дездемону, подлец!.. Своими руками его!..

     Кучкина (появляясь, подавая бинты). Без Шекспира бы... Тихо, мирно, покой-дорогой... О господи! Война! Дожили...

     Елтухов. Ковры застелили, ждем!.. Засада! Не проходи, Шекспир!..

     Тонька (перебинтовывая Надю). Не сегодня, так завтра... Придет.

     Надя. Не завтра... Сейчас. Я играю.

     Тонька. Молчите!

    Елтухов. Сейчас?.. Ни-ни!..

    

    В зале шум собравшихся зрителей, нетерпеливые аплодисменты.

    

    Надя. Слышите?.. Играю.

     Елтухов. Объясним... В лесу живем, но не деревянные же.

     Надя. Играю! (С трудом подымается.) Елтухов. Стоять не можете.

     Надя. Не надо стоять. Дездемона лежит... Помогите...

     Елтухов. Не тот случай. Отложим...

     Шум народа, аплодисменты, голоса: «Начинай!»

     Надя. Нас ждут. Слышите?.. Помогите... В постель... Антон Каллистратович, да помогите же!..

     Елтухов. Машину! Быстро!..

     Надя. Антон Каллистратович!..

     Тонька. Хорошо. Не надо машину!.. Дездемона будет играть!

     Ведет Надю к ложу.

     Надя. Пальто с меня... Так... Не одета и не загримирована. Укройте получше, не будет видно, что не одета... Я прическу сделала, теперь бинты... Но все равно!

     Кучкина. О господи! Война, прямо война!

     Тонька (бережно укрывая Надю). Но, может, не сейчас? Может, в следующий раз?!.

     Надя. Минное поле...

     Тонька. Пройдем. Не сомневайтесь... Лишние со сцены!

     Костя, Капа, Кучкина, забытый всеми Рябцов, оглядываясь, уходят.

     Тонька. Свечу!.. Зажгите свечу!

     Елтухов (зажигает свечу). Вот так... В бинтах... Ну, Шекспир, милости просим. (Уходит.)

     Нетерпеливый гул народа. Горит свеча. Лежит в постели Дездемона с перебинтованной головой. Тонька-Отелло берет меч в руки, рукоятка отваливается, он придерживает ее рукой, отходит, останавливается в стороне.

     Кучкина (высовываясь из-за кулис). Начали! Начали!

     Шум народа смолкает. Тишина. Полная тишина. Тонька-Отелло идет к ложу, останавливается, глядит на перебинтованную спящую Дездемону.

     Занавес

     1969-1970.

К списку произведений